Проект «Специстория»

Кургинян: Во всём, что касается Беловежья, история давно расставила точки над i. Это было совершенно феноменальное событие, которого многие не ждали. Вот тут окончательно оформившееся перед этим, что «власть берем для реализации ненависти», что даже позитивная программа носит характер частных развлечений на подиуме этой ненависти, что больших созидательных целей нет, что на Россию по большому счету наплевать, что власть по существу существует ради власти, – вот всё это оформлялось перед Беловежьем и излилось прямо в Беловежье. Беловежье – это было таким плевком в лицо всем народам Советского Союза. Дело не в том, что оно растоптало референдум. Есть вещи и посерьёзнее. Очень многие забыли, что высшим органом власти в РСФСР, которая на момент Беловежья ещё не стала Российской Федерацией, был Съезд народных депутатов РСФСР. В отличие от Съезда народных депутатов СССР, который был парализован с момента провала ГКЧП и ареста Лукьянова, «подозревавшегося» в скрытом участии в ГКЧП, что было неправильно, он в нем не участвовал. Съезд народных депутатов СССР по высоким демократическим нормам был не до конца легитимен, потому что депутаты избирались от профсоюзов, от армии, от партий целые группы, корпоративное избрание. Это никого не смущала, пока Сахаров и другие не имели возможности реализовывать свои действия вместе с Горбачевым. Но, как только съезд оказался скомпрометирован событиями августа 1991 года, то можно было предъявить к нему очень многие требования. Кроме того, руководители многих союзных республик поуводили союзные делегации. Эти союзные делегации уже понимали, что подчиняться они должны союзным республикам, а не дохнувшему московскому центру. Итак, Съезд народных депутатов СССР был не до конца демократичен по своей конструкции. К нему можно было предъявить в этом отношении претензии. И после ГКЧП существовал как непонятная величина в разваливающейся стране. Дело не в нем, его отложим в сторону. Понятно, почему его никто не спросил, хотя и это было юридически неправильным. И преступным, как было преступным то, что был растоптан референдум о единстве Советского Союза. Но самое загадочное и опасное для тех, кто всё это делал в исторической перспективе, для наследников всего их дела, заключается в том, что Съезд народных депутатов РСФСР не ратифицировал Беловежские соглашения. Просто сейчас забыли, что власть была двухэтажной. Съезд выдвигал из своего состава Верховный совет как постоянно действующий орган. Так Верховный совет ратифицировал Беловежские соглашения, а съезд – нет. А без ратификации съездом все решения Верховного совета не значили ничего! И было даже не понятно, почему это не вынесли на съезд? По тем временам, возможно съезд всё это и подтвердил. Но это не было сделано! Поэтому никакой правовой легитимности в действиях «беловежцев» не было по отношению к России. Россия никогда не делала легитимным Беловежские соглашения. А Съезд народных депутатов РСФСР был абсолютно демократически легитимен. Он избирался прямым голосованием по всем нормам демократической практики. Это было общенародное избрание. Очень демократическое, свободное. С большим количеством участвовавших партий, с очень разношерстными в итоге депутатами. Почему нельзя было поинтересоваться их мнением? Это было прологом к будущему расстрелу этого съезда в 1993 году! Он уже никого не устраивал. Но на 1991 год он был единственным законным органом. И его вообще не спросили. Это первое. Второе – никто не уполномочивал эти республики, чтобы подобным образом прекращать существование государства. Подобной процедуры не существует. Подобная процедура существует в одном единственном случае – безоговорочной капитуляции. Страна, которая безоговорочно капитулирует, заявляя тем самым, что её нет на карте и с ней можно делать всё, что угодно. В этом признание военного поражения и оформление неких договорных отношений без безоговорочной капитуляции отличается от безоговорочной капитуляции. При безоговорочной капитуляции страна говорит: «меня нет». А в случае, когда страна подписывает любой военный договор, она есть. Советский Союз не потерпел поражение в войне, не подписал ни от чьего лица безоговорочною капитуляцию, и в этом смысле он существовал. Как только он существовал, то он не мог исчезнуть по сговору нескольких людей, ратифицированным в дальнейшем какими-то парламентами. Он так исчезнуть не мог! Это не вопрос, нравилось ли это депутатам. У депутатов не было полномочий распускать государство. У них были полномочия функционировать в этом государстве определенным образом – и всё! Вопрос же здесь заключается даже не в том, что надо было сохранять Советский Союз или нет. Вопрос о судьбах десятков миллионов людей. Почему эти люди в один момент, из-за того, что кто-то что-то подписал, должны были оказаться крепостными на чужих территориях? С которых их потом их начали теснить и они оказались в статусе беженцев. Кто дал право так распоряжаться судьбами сограждан? Исторической судьбой? Это же страна. Это же не яблочный пирог – испекли, разрезали на части и скушали. Это страна. У неё есть историческое прошлое. С того момента, как люди так поступили, они всё о себе сказали. Кроме того, если все разговоры «русской партии» до этого момента замыкались на том, что надо убрать чурок – Кавказ и Среднюю Азию. О том, чтобы убрать Украину и Белоруссию, никто никогда не говорил. Кто суверен в демократическом государстве? Мы защищаем суверенитет своего государства. Кто суверен? Ведь это не король суверен, как при абсолютизме, при монархии? Суверен – народ. Белорусскому народу нужен суверенитет от русского? Зачем? В каком смысле? Так значит это не народы, не союз народов – федерация территорий? Это союз элит, которые, когда хотят – склеивают, когда хотят – делят на части. Следующий вопрос – ещё более глубокий: как быть с отдельными территориями как Крым, которые никогда не входили в состав Украины, чтобы потом их навечно приковывать к данному государству. Они условным образом на основе свойственного той эпохе волюнтаризма передавались из стороны в сторону. Дальше начинался самый острый вопрос. Если уж так важны народные волеизъявления, то почему волеизъявление Приднестровья не надо учитывать? Ведь есть субъекты, которые не входили в состав Грузии или Молдавии никогда. Они входили в состав Советского Союза. С того момента, как Советского Союза нет, кто может приковать их цепями к другим территориям? Они тоже имеют право свободного волеизъявления. В Приднестровье всегда действовали по демократическим нормам, никогда не было национализма, погромов. Почему они всё время заявляют о своем желании быть в определенном статусе, а им говорят: нет. Нет, почему? Потому что в советское время вас передали Молдавии. Как территорию. Молдавия не была государством и никогда на эти территории не могла претендовать. Их передали произвольно. И после демонтажа действующего субъекта обладают полной свободой самоопределения. А дискриминация населения в отделившихся республиках? Нельзя было защитить права русских на этих территориях, что привело бы к совершенно другим политическим последствиям? Это не было сделано потому, что нужно было быстро-быстро, любой ценой, с любыми издержками закреплять свою власть. По указаниям даже не всего американского бомонда, а его части, существенно состоявшей из украинских этнических элементов, если уж говорить о внутренней кухне того, как это всё организовывалось. Вот что там произошло. И по самому большому метафизическому, экзистенциальному счету именно в этот момент стало ясно, что взявшему власть субъекту на русских и Россию наплевать! Никакого она для них значения не имеет. Никакой любви к ней нет. Они готовы заплатить всем за то, чтобы сидеть в определенном кресле и куражиться на определенный манер. Не скажу, только обогащаться, но куражиться. Никакого исторического проекта, никакой идеологии, никакого нового представления о своем величии. Французские революционеры-якобинцы, когда брали власть, то они молились на великую Францию, клялись, что они сделают Францию более великой. И нет ничего более разоблачительного, чем сравнение этих демократоидов или либероидов, осуществивших все эти дела, с французскими якобинцами. Потому что там была великая идея, мечта о великой новой Франции, которую они воссоздадут, и она будет более могущественна, чем Франция перед этим. Отсюда наполеоновские войны и многое другое. В этом смысле Наполеон и душитель якобинцев, и их наследник. Здесь же не было ничего! Вдруг народы, ахнув, увидели, что то, что по их кредиту доверия взяло власть, – мелкое, безлюбое и ужасно антирусское в том смысле, в каком якобинцы не являлись антифранцузскими. В том смысле, в каком победившая буржуазная или другая власть стремится к увеличению возможностей государства, которое теперь стало их. Когда цена государства, страсть по государству, «вот, что мы теперь получили!» Нет драйва, нет амбиций настоящих, нет масштаба, нет исторического ветра в парусах – ничего этого нет! Ни у несчастной буржуазии, которую они стали конструировать, ни у самого этого конструктора. Это стало ясно прямо в момент, когда это всё делалось. И внутренне очень многие тогда вздрогнули от окончательного отвращения. Другое дело, что от момента отвращения до момента прозрения была целая эпоха. Но внутреннее ощущение, что это совсем не то, возникло сразу, вместе с беловежским актом по всем тем причинам, которые я описал выше и по многим другим тоже. Что такое Россия без Украины, что такое Россия без Белоруссии? Понять было нельзя. Ну, без Кавказа, без Средней Азии. Или мы от славян тоже освобождаемся? И в этом великий замысел тайной «русской партии», ставленником которой являлся Ельцин? Да нет! Стало ясно, чьим ставленником он является, окончательно. И что русским духом здесь и не пахнет. Есть такой блажной кураж, точное понимание, как власть удерживать, и нет исторического смысла, исторической мечты, исторической логики прихода к этой власти. И когда потом я обсуждал эту тему с весьма близкими Ельцину людьми и сказал, что, может быть, потом у него проснется чувство исторической вины и ответственности, роли в истории, то было сказано «ой, я Вас умоляю, какая ещё роль в истории, какая история, о чем Вы говорите!» Можно потом сколько угодно возводить памятники, но эти слова с внутренних скрижалей не сотрешь! На них всё навеки записано деяниями. Политик измеряется его историческими деяниями и не деяниями. Это «измерено, взвешено и найдено легковесным!» И другого уже приговора никогда не будет!