Проект "Стокгольмский синдром"

— Ты не знал? — он удивленно вскинул бровь и рассмеялся, — ах, да! — выдыхает. — Об этом известно только мне и твоему старшему брату, теперь то мне понятно, отчего Марк так разошелся и внезапно объявился на горизонте.

— У меня нет времени на бестолковый разговор, — одергиваю отца, не желая знать всей подноготной о своей семье. Достаточно того, что они умудрились стать все друг другу союзниками-врагами.

— О, ошибаешься! — восклицает, глядя на меня исподлобья. Затем сам встает и направляется к картине, за которой находится сейф. — Я полюбил Каролину очень давно. Любовь так сковала цепями, что без нее мне воздух был не мил, — улыбается только губами, а глаза по-прежнему в печали. Отец набирает шифр. — Я готов был подарить ей весь мир, положить к ногам все, о чем бы она пожелала…

— Это ты должен был сделать для нашей матери, — грубо прерываю его, напоминая, что он женат на самой прекрасной женщине. Таких ему еще поискать. Отец оборачивается, держа в руках две бумаги. Затем кидает их на стол, так пренебрежительно, будто они не стоят всей его жизни.

— Зоя — прекрасная женщина, но никогда не была моей, — с сожалением выдыхает, — она любит меня, но не я её. И никогда не любил. Эта прихоть вашего деда, была самой глупой затеей в моей жизни. Возможно, все бы пошло по-другому, и не было всех этих жертв. Твоя Оля действительно стала средством достижения цели, — кивнув, отец берет в руки ручку и начинает пролистывать несколько страниц. — Каролина столкнула лбами всех. Добилась своего, как и обещала, она поставила меня на колени перед тобой. И сейчас, подписывая эту бумагу, так и будет, Леонид. Этот клуб по праву должен был перейти Марку, но переходит тебе. Авраам же дает мне отсрочку в делах, и чтобы я смог покинуть страну в ближайшее время. Все закономерно, сынок. Мы с ним старые друзья, а ведь дружба не рушится, и есть джентельменское слово.

— Сейчас ты ликуешь, — сощурив свой взгляд, я уставился на отца, начиная понимать в чем загвоздка. — Думаешь, я так легко отпущу тебя, и не смогу поставить точку в том, что вы наворотили?

— А разве мы воротили? — он воскликнул вопросом, и замер. — У меня не было выбора, или семья, или смерть. Твоя мать предложила свою сделку, в обмен на свободу, ее отец — свою. Видишь, как все закручено, сынок. Если я попытаюсь рассказать с самых первых минут — жизни не хватит, — он усмехается надо мной, считая, что так просто отделается, стоит ему только подписать огрызок, который стоит больше, чем все наши жизни.

— Не нужно все спихивать на мать, и приплетать какие-то левые договоры, — огрызаюсь, но внимательно слежу за отцом и его действиями. Владимир сощурился, а потом вовсе закатился хохотом, чуть ли не надрывая свой живот. Смешного мало, и я понимаю, что для него это как последний глоток воздуха перед удавкой на шее. Он выпрямляется, будто обретает в последний раз властность над всем окружающим миром, как обычно это бывало в нашей семье — пытается запугать, только уже ничего не выходит.

— Никогда, — наставляет на меня указательный палец, затем приближается на несколько шагов вперед, удерживая в другой руке ручку. Я приготовился. — Никогда не говори, будто я пытаюсь перевалить на другого человека всю вину, — он буквально начал задыхаться. — Спроси у своей матери, кто она! — заорал, и от напряжения вздулись на лбу вены. Я нахмурился. Отец еще раз мотнул головой, будто пытается сдержать себя и не сказать лишнего, словно это обещание, покрытое печатью. А теперь он грозится все выдать. — Ты только глядишь на поверхность, сынок. И стоишь на глыбе льда, а что скрыто под ней — даже не представляешь. — Отец, наконец, успокоился, затем вернулся обратно к столу и расписался на обеих бумажках. Свернул документ напополам и протянул мне. — Бери и проваливай, — нехотя отмахивается от меня. Во мне кипит такой ураган, готовый снести все вокруг, в том числе и своего отца, который так пренебрежительно отмахивается от меня, будто ничего не стою.

— Не знаю, почему вся твоя жизнь покрыта мраком, — говорю тихо, но отделяю каждое слово, таким образом привлекаю внимание Островского-старшего. Отец замер на полпути, и теперь приготовился услышать от меня ответную речь. — Вы с мамой, судя по всему, не честно обошлись с нами двумя, а теперь просто отходите в сторону. Скажи честно, ты женился на ней, только, чтобы спасти свой зад? Правильно я понимаю, что все началось задолго до нашего рождения. — Отец ухмыльнулся, затем осунулся и сел на свое место. Долго смотрит на меня, будто перед ним приведение, а потом вдруг оттаивает.