Проект "Стокгольмский синдром"

— Ну попытайся, — согласно кивает головой, отводя в сторону глаза. И тут я понимаю, что за моей спиной кто-то стоит. Только оборачиваюсь, мгновенно получаю удар по спине. Вовремя успел увернуться, и один из охранников промахнулся. Значит, отец решил, что может так просто убрать меня со своего пути. Завязалась потасовка между мной и громилой. Мужчина выше меня на две головы, но это не преимущество для того, потому как я с колена даю по его достоинству и тот сгибается пополам. Пытается встать, но тут же получает от меня по затылку ребром ладони, отправляясь в мир грез. Разминаю плечи, ощущая, как начинает ныть ключица. Этот урод нанес удар пистолетом. Отец отходит от меня подальше, выставив перед собой руки, будто сдается.

— Лёня, сынок, — отступает еще на пару шагов, преимущественно двигается к столу. Там у него припрятан пистолет. Чтобы перехватить его, я бросаюсь на собственного отца, но он уворачивается, все-таки успевает схватить рукоять пушки и наставляет его на меня. — Думал, если в годах, то не так ловок? — улыбается, начиная взводить курок, берет под прицел. Он обезумел окончательно. — Ты теперь слишком многое знаешь, парень. Я хотел тебя удалить тихо, безболезненно, как и Олю — твою балерину. Кстати, Диана скоро к ней нагрянет. Я ведь слежу за вами — за тобой и Марком, — заходится хохотом, ослабляя руку. Недолго думая, вновь кидаюсь на отца, и слышится выстрел.

Глава 20

Время остановилось, как и вокруг пространство вдруг погрузилось в мертвую тишину. Кажется, даже наши дыхания не были слышны и осязаемы. Звонкий выстрел оглушил меня, но я продолжаю держать отца. Владимир смотрит в мои глаза — мы оба замерли. Отец и сын. И не понятно, кто из нас ранен. Стоим практически в обнимку, удерживая друг друга за локти; в руке у отца по-прежнему пистолет, только придавлен между нами нашими телами. Затем Островский-старший отступает на пару шагов назад, и я замечаю в его груди огромное красное пятно, разрастающееся по белой рубашке. Он начал кашлять, а потом вовсе сел в свое кресло, выронив пушку, этой же рукой прижался к ране. Смотрит на ладонь, покрытую кровью, усмехается, хотя глаза полны боли и отчаяния. Кажется, отец до сих пор не может поверить, что сам себя подстрелил.

— Вот он — конец, — хрипло выговаривает, затем поднимает глаза на меня. Я все еще стою на своем месте. В некотором смысле шокирован произошедшим, но иного выбора не было. Отец бы глазом не моргнул — убил бы собственного сына, а я теперь ощущаю, будто пробил в самом себе огромную дыру. Тряхнув головой, прихожу в себя, и моему слуху, наконец, становятся подвластны звуки той самой тишины, которой вовсе не было. Охранник лежит без сознания, едва ли его грудная клетка вздымается. — Сам себя, — с выраженной болью, посмеивается, привлекая к себе внимание.

— Зачем? — только и смог выговорить вопрос, ступая ближе к отцу. Он качает головой, будто говорит, чтобы стоял на своем месте.

— Зачем? — он переспрашивает, повышая на тон интонацию, и от натуги ему пришлось сплюнуть кровью. Вытирает губы другой рукой, а я этим временем все же подхожу к нему и поднимаю пистолет. Увесистый металл с индивидуальной маркировкой, которая свидетельствует о наличие хозяина. На рукояти изображены пуанты. Как символично, однако. Перевожу взгляд с пистолета на отца, а тот ухмыляется, щелкая языком. — Всю свою жизнь потратил, спасая одних, но потопляя самого себя. Вот к чему все привело, — вновь смотрит на ладонь, с нее стекают капли крови. Я наставляю пистолет на отца, и он замирает. — Чего ждешь?! — из последних сил заорал, подгоняя меня свершить над ним самосуд. Рука дрожит, а палец едва ли касается спуска. Нет. Не смогу. Я не он!

— Так сдохнешь, — выплевываю, затем кладу пистолет на стол, где лежат подписанные им бумаги. — Мама никогда не простит тебе то, что ты сотворил со всеми нами.

— Пошел к чёрту! — рычит мужчина, пытаясь дотянуться до пистолета. Не изменится, нет, только напротив станет искать любой повод, чтобы теперь стереть меня с лица земли. Из-за чего? Наследства? Власти? Или страха? Мгновенно хватаю сам холодный металл и все-таки спускаю курок, вновь заполняя комнату звонким выстрелом. Отец испустил последний выдох, и с широко раскрытыми глазами, его тело покинул дух.

— Блядь! — взревел я, хватаясь за голову. — Блядь!