Проект "Стокгольмский синдром"

— Найду, — твердо заверяю тестя, хотя понимаю, что это обещание, данное себе в первую очередь. После пьяного разговора, больше я не имел никаких связей с семьёй моей жены. А безмолвное согласие от Авраама дало своего рода поддержку, что я не одинок в своих терзаниях. Отец Оли чувствует вину перед единственной дочерью, ведь порой его поведение говорило о противоречивых отношениях к ней. Моя пушинка часто делилась мыслями, желая понять причину холодности родителей и таким стремлением сделать из нее "королеву" балета. И хотел бы я сказать, что они оба любят её, но каждый по-своему, только язык не поворачивался, потому что у самого с отцом подобные отношения. Сливаясь в поток машин, которые скопились перед въездом в центр города, ещё раз просмотрел несколько файлов в деле расследования, сохраненных в телефоне. Все время на глаза попадается время исчезновения — начало выступления, когда как первый акт был проигран Олей полностью, только после антракта объявили об её отсутствии. И это не маловажная загвоздка всего расследования, а главное никаких свидетелей, словно девчонок, что были все время рядом с ней, заставили молчать. Взяв все в свои руки, я пытался связаться с Ларисой и Яной — обе девушки были более открытыми в общении, как мне всегда казалось, но их след простыл. Обе ушли из балета, навсегда оставляя годы трудов без признания обществом. Как раз для Каролины Эдуардовны этот факт был решающим и пугающим одновременно. Быть никем после оглушительного восхождения. Из буйных мыслей вырывает сигнал клаксона, напоминая мне, что пора начать движение на зелёный свет. Бросаю мобильный телефон на пассажирское сидение, где лежит сумка с другими документами и ноутбуком. Осталось совсем немного до психиатрической клиники, кстати в которой моя мама когда-то работала, а теперь перешла на другое место, выбрав узконаправленное отделение, чтобы параллельно вести частную практику. Каждый из нас сбегает от своих демонов как может, приспосабливаясь к напору жизненных обстоятельств. Зоя Степановна убегает от нелюбви мужа, хотя раньше, по её словам, все было иначе. Отец всегда стоял на тропе беззакония, вливаясь в преступную элиту, стал лидером, а его слово своего рода закон. Четыре клуба: Бурлеск, Марлен, Оазис и Богиня — это сеть подпольного мира, где сотканы кровью собственные правила. И, как он любит говорить: "балом правят отныне только короли". Слишком высокая планка задрана для определения своего всевластия среди преступников. Но, увидев все своими глазами, я убедился, что отец не просто так говорит о своем месте среди них. Братство — для каждого члена клуба, это дороже родных связей и людей по крови. Воспоминания одолевают меня, словно черная грозовая туча, вот-вот готовая разразиться громом и молнией посреди ясного неба. Я заканчивал университет, когда был вынужден принять правила игры штаба. Для меня, казалось, это все шуткой, что ребята (Макс, Самир и Ромка) решили поглумиться надо мной и устроили своего рода посвящение в мир моих юношеских фантазий. И, если первые минуты общения с тремя мужланами в ректорском кабинете сначала воспринимались скептическим неверием, порой подыгрывал и строил из себя послушного паренька двадцати четырёх лет, но меня быстро спустили с небес на землю, когда кинули на стол толстую папку — дело на моего отца, и судя по всему, ему грозило пожизненное заключение. Пролистывая одна за другой страницы, от удивления и шока, хоть я старался держать себя в руках и никак не показывать своего состояния и нервного мандража, все же трое федералов застали меня врасплох. Я буквально ужаснулся, узнав, что происходит в так любимом отцом клубе «Бурлеск» — вуайеристы, мать вашу. И ладно, многие идут на такое по своему желанию, но оказалось, что отец закрывает глаза на многие прихоти своих «друзей» и те приводят в клуб, либо совсем молоденьких девушек, либо вовсе купленных на черных аукционах. Растерянный, я попросил дать мне время подумать, стоит ли верить этим людям с первого слова, когда я могу убедиться лично, если обращусь к отцу за советом. Нам с Марком категорически было запрещено появляться в пределах отцовского владения, но, кто сказал, что мы с братом станем слушаться, особенно, когда оба шли нога в ногу в духе соперничества. Вернувшись домой с копией дела, ворвался в кабинет отца, тот сидел за своим рабочим столом и курил сигару. Увидев мой ошарашенный вид, даже не шелохнулся, поинтересоваться в чем дело.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Объясни, — быстрым шагом приближаюсь к нему и кидаю папку на стол, а тем временем в кабинет заходит Марк. Отец спокойно посмотрел на бумаги, которые разлетелись по столу веером, лишь ухмыльнувшись, продолжил затягивать дым сигары, отравляя свои легкие табачной смолой.