— Ненавижу свою жизнь! — в ее крике столько боли. Каролина вскочила, и папка, что лежала у нее на коленях упала на пол, россыпью устилая бетон фотографиями, на которых были изображены все, кого я знаю. Но мое сердце вмиг замерло при виде одной единственной: мой муж в обнимку с женщиной. Как сомнамбула встала со своего места и подошла к перегородке, опустившись вниз на коленки, пыталась рассмотреть эту женщину, что стала моей заменой. Слеза все-таки скатилась по щеке. Все тело покрылось мелкой дрожью. Я заплакала, пряча лицо в ладони. Мама присела напротив меня, значит увидела мою реакцию, которой добивалась с самого начала.
— Вот видишь, — поднимает с пола фото, тоже рассматривает его, гладя по лицу Лёни. — Это очень больно, видеть, как твой любимый счастлив без тебя, правда, милая? — наклоняет голову набок, принимая неестественную позу, словно поломанная кукла. Со всей злости и отчаяния, что скопились внутри меня, вновь наношу удар по стеклу, будто бью Каролину за все мои муки и страдания. Она закатывается истерическим смехом, затем прислоняет фото напротив моего лица. Как нарочно не могу глаз оторвать от Лёни — он улыбается, но глаза мертвы. Стараюсь присмотреться к девушке, припоминая ее силуэт, но все безуспешно, он слишком расплывчатый.
— Ты заплатишь за все, — рычу в ответ на ее смех. — Просто так никому с рук не сходило.
— Да-да, — отмахивается от меня. — Кажется, я всю жизнь за что-то расплачиваюсь, дочь моя.
— Почему ты не ушла от отца? — задаю вопрос, кое-как встаю на ноги, но не отхожу от преграды между нами. Глаза в глаза. Дочь и мать, словно прошлое и будущее сражаются за настоящее. За право получить собственную жизнь в руки.
— Не могла, — просто отвечает Каролина, кивнув головой. — Без тебя не могла, — уточняет.
— Но, сейчас я в психушке, разве есть разница? — снова ударяю по стеклу, игнорируя предупреждения санитаров, которые вошли в помещение, но не спешат прервать наше общение с матерью.
— Ты взрослая женщина, Оля, — пренебрежительно отмахивается, — а, значит, теперь все средства хороши. Не нужно сейчас давить на родительские отношения, дорогая. Мы с тобой обе прекрасно понимаем, что было тогда, того не вернуть никогда. Авраам украл у меня все, что мне было дорого, а я нанесу ему тот же привет, забирая из-под носа дочь и последнюю ступень на пути к славе.
— Вот оно что, — меня прошибло на смех. — Слава и золотые места среди элиты. — Каролина нахмурилась.
— А разве это выглядит смешным? — возмутилась она.
— Мне не жаль тебя, — серьезным голосом проговариваю ей в лицо. — Но жаль, что папа тогда вовсе тебя не пришиб.
— Уведите эту ненормальную! — закричала мама и стала истерически орать на всю клинику. Пока меня вели в свою камеру, ее крик эхом доносился по стенам, словно бетон способен запоминать отчаяние и гнев.
После этого разговора, Каролина не шла на близкий контакт. Были встречи, но проходили так, что она, видя меня в переговорной, тут же выходила. А потом и вовсе ее след простыл. Перевернувшись на другой бок, я все-таки смогла заснуть. Глубокое дыхание: вдох и выдох, вдох и выдох, помогли мне успокоиться после напряженного дня. И я медленно уплываю в сон, где встречаюсь с Лёней.
«— Привет, моя пушинка, — мой муж целует меня в носик когда раскрываю глаза, пробуждаясь ото сна, он обнимает за талию. — Ты прекрасна. — Сегодня первый день нашей семье в официальном статусе, теперь мы — Островские. Опускаю взгляд на руку, где на безымянном пальчике красуется платиновое колечко без всяких огранок и украшений. — Ах-ах-ах, смеется он, увидев, что я снова приворожена к своей руке. — Не можешь никак свыкнуться, что стала моей женой? — нежно целует в губы, не давая даже слова сказать. Крепко прижимаюсь к его сильному телу, ощущая сандаловый аромат его любимых духов.
— Нет, никак в голове не укладывается, словно это сон, — радостно делюсь своими ощущениями, прервав сладкий поцелуй. Мы оба приняли решение остаться во Франции и свой медовый месяц, а точнее одну прекрасную неделю отпуска, провести, не тратя времени на перелеты за пределы. Леонид снял домик в глубинке Этреты (небольшой городок на побережье Ла Манша). Чистый и соленый воздух моря опьяняет нас обоих своих ароматом.
— Пора нам подниматься, — воркует Лёня, опускаясь ниже к моей груди. — Хочу пройтись по знаменитому пляжу, — голос глубокий и томный, будто мой муж вместо подъема пытается, наоборот, свести меня с ума своим коварным влечением. Сняв с меня одну бретельку, а затем и вторую, открывает своему взору мои возбужденные соски, дует на них и из меня вырывается сладостный стон.