Проект "Стокгольмский синдром"

— Ах… — зарываюсь руками в его волосы, когда он мгновенно захватывает горячим ртом одну грудь, а рукой мнет другую. Пытка превращается в своего рода испытание на прочность и силу выдержки, но мне все равно, готова сутками напролет отдаваться любимому, как сделала несколько месяцев назад, даря ему себя во всех смыслах. Первый и единственный. Лёня наблюдает за моим лицом, как ртом ловлю воздух, если он усиливает приятную боль, кусая и тут же целуя мой истерзанный сосок. Затем решает поменять положение, приступая к другому и вновь все то же самое. Чувствую, что оргазм вот-вот накроет с головой и отправит в пик неземного наслаждения, где только мы вдвоем. Лёня устраивается у меня между ног, своими раздвигает шире, открывая для себя. Затем опускается ниже, оставляя горячее дыхание дорожкой по моему животу. Дышу очень прерывисто, впитываю каждое движение мужа и его сладостную пытку.

— М-м-м, — сладко протягивает стон удовольствия, вкушая меня и пробуя, словно все в первый раз. Извиваюсь от сильных ощущений, готовых прорвать плотину и хлынуть потоком. Истомно закричала, а затем крик превратился в стоны, по мере истязания мужем моего естества. Наконец, добившись того, что хотел, опускает пижамные штаны и ложится на меня, а я тут же обхватываю его поясницу в кольцо своими ногами. Мы долго целуемся, и на его губах чувствую себя — свой вкус, вновь смущаюсь, но Лёня не дает мне такой возможности. Одним толчком входит, а ртом ловит «ох» вылетевший от неожиданности.

— Любимый, — шепчу ему на ухо, когда муж начинает двигаться. Его плавные покачивания периодически перерастают в быстрые и жесткие толчки, которые доводят до безумия, но он опытный любовник, знает в каких моментах следует остановиться, переходя в нежный темп.

— Моя пушинка, — хриплый голос отдается в груди вибрацией. — Только моя, — неустанно повторяет два слова, как собственную молитву. Лёня меняет позу, и я оказываюсь сверху на нем. Выпрямляюсь, и начинаю под свой собственный темп доводить мужа до предела прекрасного. Простыни под нами собрались в кучу, образуя красивый букет постельной нежности. Вкусив друг друга, уже не хотелось покидать теплое гнездышко. Но Леонид все-таки настоял подняться и на скорую руку мы позавтракали, а затем отправились смотреть на взволнованный океан, вдали которого виднелась грозовая туча. Вид истинного, прекрасного природного пейзажа, за которым охотятся художники. Стоя в обнимку на краю берега, наши ноги омывались теплой морской водой, согревая обе души и сливая в единой целое.

— Я люблю тебя, — мой муж шепчет мне на ухо, прижимая крепче к своей груди. — Слышишь?

Что-то со мной происходит, и будто горло сковало, не могу ответить ему взаимностью. Оборачиваюсь к нему лицом, но его облик размыт, только слова повисли в воздухе и ветер эхом разносит по окрестностям прекрасного городка.

— Лёня? — произношу имя любимого, но в ответ безмолвие, а затем все вмиг испаряется, и я оказываюсь на сцене перед многочисленной публикой. Только теперь софиты устремлены не на меня, а на мою семью, освещая каждого. Это было страшно, впервые сон трансформировал переживание в кошмарный ужас, искажая суть моего медового месяца. На лицах каждого, кто был мне дорог, глаза и рот — закрыты. У всех, кроме Каролины. Та, словно коршун уставилась на меня, а за спиной вдруг стали расправляться крылья — черные, вороньи крылья, с метнув остальных стоящих рядом с ней со своего пути. Глаза покраснели от налитой крови, и она набросилась на меня, впиваясь когтями в шею».

— А-а! — сквозь сон закричала, испугавшись не на шутку его реальной образности, крепко держу себя за шею, проверяя на наличие ран, но их нет и это всего лишь сон. Соскочив на своей кровати, постаралась успокоиться, но ко мне в камеру влетел санитар, тот, что еще утром вел в зал. Молодой парень осмотрел помещение, убеждаясь в безопасности пациента.

— Не волнуйтесь, — тихо говорит, приближаясь к кровати. — Может, позвать врача, он даст вам успокоительного.

— Нет! — все еще нервничая, запротестовала. Тело до сих пор дрожит, будто держали на улице при сорокаградусном морозе. — Спасибо, не надо, — чуть спокойнее говорю, опускаясь на подушку. — Ничего не надо, — шепотом произношу, и парень услышал, оставив меня вновь в гордом одиночестве, к которому очень было трудно привыкнуть.