Проект "Стокгольмский синдром"

— Отец знал, что Оля находится в психушке? — задаю вопрос в лоб, понимая, что мама намеренно оттягивает этот момент. Она побледнела и все этим сказала. Да, знал и возможно даже участвовал в похищении. — Сука! — до боли сжимаю кулаки, ударяя по столику. С этой минуты у меня нет отца. Я буквально озверел, затем соскочил, направляясь к выходу. Обе женщины ахнули и тоже поспешили остановить меня. Оля повисла у меня на шее, только бы я пришел в себя и не натворил поспешных дел.

— Лёня! — кричит она, а мама стоит чуть поодаль, сотрясаясь от испуга. Вся жизнь буквально рухнула у меня под ногами, а вокруг оказались сплошные предатели. Зная правду, утаивали, вселяли в мою размеренную жизнь хаос. Заставили мою жену пройти через череду испытаний. И кто знает, что стало фатальным для потери нашего малыша: мое предательство, или всех нас. — Лёня! — пушинка держит мое лицо в ладонях, ищет своими глазами мой затуманенный яростью взгляд. Внутри огонь полыхает, и судорогой сводит душу. — Родной, прошу тебя, остынь, — умоляет; ее руки дрожат, а на глазах выступили слезы. Я будто очнулся. Встряхнул головой, затем притянул в объятия жену. Только так сумел обуздать в себе порыв, как только ощутил тепло своей пушинки, почувствовал аромат ее кожи. Сколько времени прошло я не знаю, но ни Оля, ни мама не нарушали идиллию, боясь моего срыва вновь.

— Мама, — я обращаюсь к женщине, и она вздрогнула от моего сурового голоса, наверняка уже поняла, что я сейчас ей скажу. — С этого дня… Нет, — я приподнимаю голову с плеча любимой и в упор смотрю в глаза матери. — С этой минуты не проси меня ни о чем, что касается отца. Для него в моей жизни нет места. — Мама вздрогнула, словно получила пощечину от этих слов, но стойко приняла мою правду. Она согласно кивнула. — Где Марк? — тут же спрашиваю, намереваясь переговорить с братом. Отчего-то именно сейчас я хочу с ним переговорить, понять, имеет ли он хоть какое-то отношение к нашим проблемам.

— Он не причастен, — тут же отвечает мама, сбивая с мыслей. — Я разговарилава с ним сегодня, Лёня. — Мама переминается с ноги на ногу. Выпустив из объятий Олю, я подошел к ней, всматриваясь в встревоженные глаза. Женщина теребит руками, выдавая себя с лихвой.

— В чем дело? — я хмурюсь, ожидая очередной удар, и мама не заставляет себя ждать, нанося его ножом мне в грудь.

— Диана, — начинает она, и мы с Олей замерли. — Она его девушка, и, Лёнь, твоя напарница утверждает, что ждет от тебя ребенка. — Мама с опаской смотрит на пушинку, а затем на меня.

Моя пушинка закричала, падая на пол. Я не верил ни единому слову, которое могла произнести Диана, и уж тем более Марк. Значит, и братец в то же русло решил плюнуть. Твою мать!

— Оля, — я хватаю жену, удерживая в объятиях. Она плачет, так сильно, что кажется, не слышит ничего вокруг. Вырывается из моих рук, бьет по моей груди, и я принимаю все удары. — Это не правда! Диана ну никак не может быть беременной от меня, любимая, — в этом я могу быть уверен на все сто процентов. И, судя по всему, это очередной трюк этой гадюки, чтобы вновь завладеть мной. Ее соперничество с Олей было еще прежде, до похищения, но тогда она вела скрытую игру.

— Откуда такая уверенность?! — воскликнула она. — Скажи!

— Потому что я всегда предохранялся! — заорал, устал оправдываться. Оля замерла, видя моё собственное поражение. Она прекратила нападки, отдаляясь от меня.

— Хорошо, я верю, — твердо произносит, но продолжает держать дистанцию. — Ты не утаил от меня своей связи, и сейчас не желаешь все скрывать, но… — голос срывается, и она с болью произносит: — а вдруг?

— Нет. И я заставлю эту суку признаться. — Оля лишь вздыхает, обнимая саму себя. Черт возьми, только обретя связь с женой, я тут же ее теряю. Все время упускаю то, что кто-то намеренно причиняет мне боль. Моя пушинка оставила меня с матерью наедине. Она закрылась в ванной, и на мои просьбы отпереть хотя бы замок, проигнорировала. Зоя Степановна сидела на диване, ожидая меня для дальнейшего разговора.

— Оставь ее, сынок.

— Зачем ты сказала все это сейчас, — рухнул на кресло, зарываясь руками в волосы. Натягивая так сильно, что слезы от боли проступают. — Мама, Оля потеряла нашего малыша перед выступлением, — теперь я обрушиваю на бедную женщину правду, и мама испускает тоскливый вздох, — а теперь, какая-то сука утверждает, что носит под сердцем от меня ребенка. Марк сказал какой у нее срок?

— Нет, но попросил просто передать тебе об этом. Лёнь, я могла утаить, но лучше, что Оля узнала об этом сейчас, чем эта дрянь заявилась бы в один прекрасный день, — голос мамы охрип.

— Блядь, но не при ней же! — впервые ругнулся перед матерью матом, с укором получая ее взгляд. — Прости, но, мам, не нужно было. Один за одним ударом, даже мне тяжело перенести все это.

— Даже если все окажется правдой, она бы всплыла, — настаивает, и я соглашаюсь.