Проект «Тревожные Небеса»

– Ой, ёлки зелёные! Точно же! – она шаркает куда-то в сторону, – Это же тебе специально сделали, чтобы свет не мешал… сейчас, милок… – я слышу, как она возвращается с каким-то металлическим звоном.

Тёплая рука прижимает мою голову к подушке. Щекой я ощущаю стальное прикосновение, внутри всё замирает. Раздаётся звук ножниц и хруст разрезаемой ткани. Металлический холод на другой щеке – снова хруст расходящегося бинта. И яркий свет. Я зажмуриваю глаза.

– Ну вот… теперь сможешь видеть.

Я осторожно открываю один глаз, затем второй и правда вижу. Низкий потолок и стены обиты дешёвой кривой вагонкой. В маленькое окно проникает совсем немного света. На полу расставлены батареи пустых бутылок, а на столике возле моей грубой кровати старые хирургические инструменты, бинты, зелёнка…

– Как чувствуешь-то себя? А? – Светлана Васильевна лет шестидесяти на вид, полная и улыбающаяся, как моя бабушка. Смотрит так ласково, что хочется попросить блинов на завтрак.

– Когда вижу, гораздо лучше… где я?

– Хорошо, что лучше! – она энергично кивает, – Сейчас покушать тебе найдём. Сла-а-а-а-а-ав! – кричит она развернувшись в сторону двери, – Где там Палыч? Надо покормить болящего-то!

Раздаётся скрип двери за её спиной.

– Тут я, Васильна. Что орёшь как бешеная? – дверь раскрывается, впуская солнечный свет. На пороге раздаётся грохот – человек у двери энергично отбивает грязь с сапог.

– Хорошо очищай там! Натащите опять глины сюда – будете сами убирать, – ворчит Светлана Васильевна.

– Ладно тебе, ладно уже! – в проёме появляется тёмная фигура. Хлопает дверь и надо мной склоняется небритое старческое лицо, – Ну что, боец… привет тебе!

Я вглядываюсь в его черты. Что-то смутно знакомое маячит на границе сознания, но не хочет вернуться ко мне. Так бывает, когда ты хочешь вспомнить имя актёра или название книги, которую читал в детстве, но ничего не получается.

Он берёт стул и прежде чем сесть достаёт из кармана пистолет:

– Иди, Васильна, нам поговорить требуется, – он кивает на дверь и ждёт пока она выйдет. Она морщится, шипит, но всё же выходит наружу. Палыч садится на стул и тяжело вздыхает:

– Ты не обессудь, мы так поговорим? – он кивает на чёрный ствол макарыча укладывая его на столик с инструментами подле себя, – Я же тебя толком не знаю, так?

Я молча киваю.

– Не помнишь меня?

Я снова вглядываюсь в его лицо. Смутно знакомое. Заросшее щетиной. И самое главное – взгляд. Я уже видел эти глаза, полные твёрдости и…

– Сашка-то где?

Воспоминание обжигает меня как удар плети… Сашка…

– Дядя… как там вас? С дробовиком. В трусах, в пятиэтажке…

– Дядя Витя.

– Да, точно! Но… как вы? Разве они вас не…

– Нет. Один зашёл ко мне, я его пальнул два раза. Остальных ты.

– А тот, что на балконе был?

– Не на моём балконе – на соседском. Я видал как ты их… Видал, как ты Сашку защищал. Потому ты и жив до сих пор. А вот Сашка-то жива?

Я смотрю на него молча. Он опускает глаза.

– Что ж. Такое время, ничего не поделаешь. Расскажи только, как ты в это фашистскую форму влез? Что может заставить человека надеть форму людей, которые так поступают? – но снова поднимает на меня взгляд. Я вижу, что в его глазах блестят слёзы.

– Дядь Вить… м… Виктор Палыч… – я медленно подбираю слова, голова работает плохо, – Сашка жива ещё. Она у них, в убежище. Я должен сделать для них кое-что, тогда они отдадут Сашку. И не только её…

– Отдадут? – он поднимает руку в мою сторону и начинает энергично ей трясти, – Отдадут? Не смеши меня! Мальчишка! Дурак! Отдадут тебе Сашку? А-ха-ха-ха! Ты понимаешь, что ты дурак? Ты хоть понимаешь это?

Я опускаю взгляд и стискиваю зубы.

– Ну может и дурак. А я всё равно попробую.

– Заткнись! – он резко прекращает свой злой наигранный смех и наклоняется ко мне всем телом, – Не валяй дурака. Сашка уже мертва или вот-вот умрёт. Надо спасать тех, кого можно спасти. А ты ещё и задания для этих фашистов выполняешь? Стыдно должно быть. Стыдно. Зря я тебя из этой машины вытащил! – он встаёт и запихивает макарыч в карман, – Надо было дать тебе там сдохнуть. Ты дурак. А дуракам в новом мире нечего делать. Странно, что ты вообще дожил до этого дня.

Снаружи снова раздаётся топот, скрипит дверь.

– Палыч, ты тут уже? – на пороге появляется ещё один человек. Крупный и высокий, он загораживает собой свет, проникающий через дверь, – Как тут твой знакомец? – он подходит к моей кровати и улыбаясь смотрит на меня сверху вниз.

– Дурак мой знакомец. Зря возились с ним, – с этими словами Палыч разворачивается и пихнув плечом вошедшего человека открывает дверь и исчезает за порогом. Створка хлопает и мы остаёмся вдвоём.

Гость смотрит сначала на дверь, потом на меня.

– Чой-то он? Ты его обидел чем что-ли?

– Я не знаю.

Гость смахивает со лба выступившие капли пота. Он полный и очень высокий, втиснутый в драную и выцветшую футболку, красный – похоже, что только что делал какую-то физическую работу, его дыхание ещё не восстановилось.