Проект "Ворожея"

— Если бы ты знал, насколько бесценное, — всхлипывая, Влада прижала мою ладонь к своему лицу, лихорадочно целуя. — Абсолютно уникальное.

— Ну вот и чудно, что нас таких двое нашлось, друг другу под стать. — У самого горло перехватило, и в глаза как песка насыпали. Вот не хватало еще расклеиться.

— Кто еще пострадал? — срулил я с опасной для моего имиджа сурового мужика дорожки.

— Двое солдат получили легкие травмы, — Влада сделала паузу и отвернулась к окну. — Бергман погиб на месте. На него обрушилась основная часть металлических обломков. Там просто нечего было спасать.

— Ну, собственно… так, может, и к лучшему.

Конечно, было бы неплохо взять его живым, докопаться до всей правды, ведь наверняка есть еще жертвы в безымянных могилах, включая и мать самого Бергмана, или вовлеченные прихлебатели вроде Славского. Но наш мир стал сумасшедшим домом, где у такого идейного психа, когда он прославился бы стараниями прессы, обязательно образовались бы поклонники, подражатели, идиоты, проникшиеся его мировоззрением и желающие принять его кровавую эстафету. Так что мертвый маньяк, на мой взгляд, предпочтительнее, чем годами сидящий за решеткой, раздающий интервью и пописывающий книжки о своем великом предназначении. Его идеи — вот что могло бы стать настоящим Заражением, так что туда ему и дорога.

* * *

— Гарденин, сознайся, ты вот прям сейчас это правило дурацкое выдумал, — взвился я, в очередной раз оставленный в дураках этим хитрожопым засранцем. — С какой стати этот долбаный конь может позволять себе такие выкрутасы на доске?

— Чудинов, я разве виноват, что ты до своих лет дожил, а играть в шахматы так и не научился, — самодовольно парировал этот гад.

Говорил он уже почти совершенно внятно, а проведя с ним вместе столько недель, я понимал его вообще без проблем. К моменту, когда эскулапы разрешили мне долечиваться дома, выяснилось, что у Гарденина нет никого. В смысле — ни родни, ни семьи, ни детей, ни даже близкой женщины, готовой взвалить на себя заботы по уходу за ним на время реабилитации. Не скажу, что я сильно был удивлен. С его-то чудным характером. Короче, был он совершенно одинок. Пару раз я порывался принести ему благодарность за спасение моей жизни… но все как-то слова застревали в горле, и выходило нечто скомканное и нисколько мои настоящие чувства не выражающее. Легко мне давалось говорить о своих эмоциях и переживаниях только с Владой, а еще проще было о них с ней молчать и с не проходящим изумлением видеть, что она и так все считывает с меня. Поэтому, когда она стала неловко как-то мяться и подбирать слова, я сразу понял, что тема может мне не понравиться.

— Как ты отнесешься к тому… ну, в общем, что, если Леонида мы к себе заберем? На время, пока он нуждается в уходе, — наконец выпалила она, и я, если честно, выдохнул, потому что уже напрягся в ожидании черте чего гораздо похуже. Типа, "знаешь, дорогой, я поняла тут внезапно, что ты не совсем то, что я хочу от жизни. У тебя нет амбиций и деловой хватки, а на одной любви будущее не построить". Ага, особенно если любить угораздило только одного дурака, а кое-кто великодушно позволял это делать. Тут же захотел себе гипсом по затылку треснуть. Влада — не Кристина. Влада — это… Влада.

— Загадка моя, он не щенок-потеряшка, чтобы мы его забрали в надежде подыскать владельца, — фыркнул я, глядя на ее снизу вверх из кресла на колесах, и, увидев, как она вдыхает, собираясь спорить, поторопился продолжить: — Он взрослый мужик — ему решать, захочет ли он терпеть мое общество.

— Если ты сам ему предложишь, то он не откажется. Не захочешь — я пойму.

Нет, я, конечно, не хотел. В смысле, после того, что он для меня сделал, я для себя решил, что какие уж теперь между нами счеты, но весьма сложно было представить, что мне не приспичит прибить этого языкатого засранца по какой-то абсолютно новой причине, которая непременно возникнет, если мы будем жить бок о бок. Но поначалу он вообще не говорил, а когда начал, это было так смешно и невнятно, что злиться на него, даже когда Гарденин откровенно язвил, не выходило. Смеяться над больными — грех, но у нас все не как у нормальных людей, а Леонид оказался на удивление не обидчивым и, даже едва ворочая языком, умудрялся отбривать меня, так что эта взаимная пикировка постепенно стала из раздражающего действа необходимым элементом вполне нормального общения, без которого вроде как и день не день. Влада никогда не вмешивалась и не принимала ничью сторону, предоставляя нам решать это между собой как взрослым мальчикам.