Проективный словарь гуманитарных наук

Если желания принадлежат порядку истории, а не природы, то можно сказать, что и история принадлежит порядку желания, в ней действуют те же влечения, запреты, соблазны – и та же ирония, которая отдаляет конец истории по мере приближения к нему. Эрос – природа в момент отчуждения от себя, когда она, собственно, и становится историей: на смену циклическому повтору приходит ускорение, торопливость и вместе с тем потребность замедления. История – прерывистый, судорожный, неравномерный ход времени, как «плато» в коитусе: ожидание разрядки и оттяжка конца. Такова вообще сюжетика желания, действующая и в истории, и в литературе, и в нарративе частной жизни. История – величайшее метасексуальное напряжение человеческого рода, путь желания, который ведет одновременно к его утолению – и возрастанию в объеме всечеловеческой, планетарной эротосферы.

Процессы накопления и разрядки энергии в эротосфере определяют динамику истории и перспективы ее завершения. Эротосфера строилась на протяжении тысячелетий, и с каждой новой эпохой возрастает ее внутреннее напряжение. Отсюда почти физическая трудность, какая ощущается в современной цивилизации, еле справляющейся с массой накопленного желания. Этот механизм самозаводящихся желаний, усиленно пестуемых и вместе с тем сдерживаемых обществом, так описывается в романе М. Уэльбека «Элементарные частицы» (словами главного героя Мишеля Джерзински): «Общество рекламно-эротическое, в котором живем мы,<…> стремится к организации желания, к его разрастанию в неслыханных масштабах, удерживая его удовлетворение в пределах интимной сферы. Чтобы такое общество функционировало, чтобы соревнование не прекращалось, необходимо приумножать желание, нужно, чтобы оно, распространяясь, пожирало человеческую жизнь» [327].

Насколько долго может продолжаться этот процесс приумножения желаний? Можно ли предвидеть, что со временем механизмы сдерживания откажут и что затянувшаяся фаза плато, с его волнообразным графиком возбуждения и затухания, перейдет в следующую: неудержимый подъем (оргазм) и затем спуск (разрядка)? В размышлениях о судьбах либидо, накопленного в цивилизации, важен принцип сходства онтогенеза и филогенеза, о котором напоминал Фрейд: «Аналогия между эволюцией культуры и путем развития индивида может быть значительно расширена» [328]. Если цивилизация есть накопленная энергия задержанной и отсроченной разрядки либидо, то о его путях наиболее достоверно можно узнать из опыта индивидуального желания и его метаморфоз.

Есть три возможных способа работать с желанием: (1) подавлять, (2) утолять и (3) усиливать. Один путь – аскетический, путь святых, мудрецов и подвижников: отказ от желаний, ведущих к пороку, страданию, внешней зависимости. Другой путь – гедонистический: удовлетворять все возникающие желания, разряжать их энергию, снимать на их пути все препятствия, ведущие к неврозам. Между этими двумя крайностями, аскезы и гедонизма, есть еще один путь – производительный, креативный: выращивать свои желания, не давать им полной разрядки, но использовать их энергию для творческих свершений.

И аскетика, и гедонизм предлагают уравнение желания и наслаждения, либо на нулевом уровне (отказ от желаний), либо в порядке прогрессии (желание переходит в чувственное наслаждение и сполна реализуется в нем). Для строительства цивилизации в обоих случаях не остается движущей энергии. Именно усиление желания при нехватке его удовлетворения и производит энергию, которая, не разряжаясь в физических актах, создает культурные ценности.

Гедонизм и аскетизм на уровне идео-теологических построений превращаются в утопию и апокалипсис как два механизма вожделения-сдерживания. История забегает вперед себя в образах утопии – и замедляет свой бег перед образами апокалипсиса. Вместе с тем каждое из этих движений вызывает противодвижение, так что ткань истории испещряется мелкой рябью, интерференцией разных потоков и векторов желания. Чем скорее желание хочет утолиться и исчерпаться, подгоняя себя образами утопии, тем больше оно хочет сохранить себя как желание, то есть ускользнуть от реализации.

Прямая связь революционного проекта с оргиастическим взрывом истории обнаруживается у «новых левых». Г. Маркузе провозглашает в своей книге «Эрос и цивилизация»:

«Освобожденное либидо прорвало бы институциональные границы, установленные для него принципом реальности. <…> Перестав быть инструментом труда полный рабочий день, тело вновь стало бы сексуальным. Начавшись с оживления всех эрогенных зон, “регрессивное” распространение либидо проявилось бы в возрождении прегенитальной полиморфной сексуальности и закате генитального приоритета. Тело как целое превратилось бы в объект катексиса, в инструмент наслаждения» [329].