Читаем Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе полностью

Макс Борн в своей книге «Моя жизнь и взгляды», рассказывая о семнадцати годах, проведенных в Эдинбургском университете, в качестве одного из своих наиболее талантливых учеников называет Клауса Фукса, которого характеризует «блестяще одаренным молодым человеком», который был «чрезвычайно скромным» и в то же время «очень одиноким, приятным, добросердечным и доброжелательным», у которого были «печальные глаза» и «который, наверное, пострадал от нацистов больше, чем другие беженцы», который никогда не скрывал, что он — коммунист. Убедившись в чрезвычайной талантливости молодого немца, Макс Борн выхлопотал для него у университетского Академического совета скромную ежегодную стипендию в размере 42 фунтов стерлингов в год. Несмотря на разницу в годах и положении в научном мире, они подружились, если так можно выразиться об учителе и ученике. Блестящая математическая интуиция Клауса Фукса прекрасно дополняла глубокое проникновение Макса Борна в суть квантово-механических явлений. Вместе они опубликовали в «Научных записках» две работы, являющиеся и до сих пор фундаментальными в этой области: «Статическая механика конденсационных систем» и «О флюктуационных процессах при электромагнитном излучении». В другом академическом журнале они опубликовали еще одну совместную статью «Уравнение состояния в плотном газе». В 1938 году Макс Борн добился для него дополнительной стипендии из фонда Карнеги и оставил работать в своей лаборатории еще один год сверх аспирантского срока.

Из неопубликованного интервью Клауса Фукса: «…я очень многим обязан Максу Борну. Наверное, лучше всего это проиллюстрировать известным тезисом Ленина о том, что каждая новая революция в физике означает также новую революцию в диалектическом материализме. Парадоксально, но насколько чтение трудов Энгельса помогло мне для понимания основ квантовой механики, настолько Макс Борн помог мне, может, даже сам того не сознавая, лучше понять основы марксистской диалектики и этот ленинский тезис. Макс Борн научил меня понимать сущность квантомеханической теории и овладеть ее математическим аппаратом, дать физическое истолкование формулам, понять, каким образом их следует применять в том или ином эксперименте, внести ясность в непостижимую для меня тогда двойственность материи, в которой корпускулярные свойства частиц необъяснимым образом уживались с волновыми. По-настоящему я почувствовал себя физиком-теоретиком только после семинаров Макса Борна по квантовой механике в Эдинбургском университете.

Для меня он всегда был и остался Учителем. Своим местом в науке, каким бы оно ни было, я обязан Максу Борну…»

В Эдинбурге Клаус Фукс не прекращал активной политической деятельности. Вместе с другим немецким физиком — Гансом Келлерманом он посещал собрания местного отделения Общества культурных связей с Советским Союзом, организовал вместе с ним антифашистский комитет, занимавшийся распространением антинацистских листовок. В обстановке того ужаса и отвращения, которое внушал бесчеловечный режим третьего рейха, эта деятельность эмигрантов и беженцев из Германии не казалась чем-то необычным или подозрительным. Сотни, тысячи людей, не будучи коммунистами, посещали организуемые коммунистами митинги, приветствовали их ораторов, поддерживали их лозунги, оказывали им поддержку, помогали добровольными пожертвованиями, распространяли их литературу. Устойчивыми были симпатии к Советскому Союзу, хотя пакт Молотова — Риббентропа 1939 года стал холодным душем для многих представителей либеральной интеллигенции Англии и Запада. Все эти годы Клаус Фукс, продолжая оставаться нелегальным членом КПГ, не скрывал своих взглядов, и поэтому трудно понять тех западных авторов, которые утверждают, что он «умело маскировал свои убеждения», мимикрируя под «благонадежного», «обманывал» окружение с одной лишь целью «завладеть» государственными секретами на благо «международного коммунизма».

Шесть первых лет, проведенных в Англии, стали годами становления Клауса Фукса и как ученого, и как человека. Они укрепили его в верности выбранного им пути и подвели его во всеоружии знаний, убеждений и нравственного опыта к переломному периоду в его жизни.

ПУТЬ К БОМБЕ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное