Тенденции, угрожающие демократическим завоеваниям французской сцены, особенно ярко проявились в ситуации, возникшей внутри и вокруг "Комеди Франсез". В старейшем театре страны, как некогда во времена Великой французской буржуазной революции, произошел раскол. Часть труппы, не согласная с обширной программой обновления, предложенной Ж.-П. Венсаном, покинула театр. Ее возглавил Жан-Лоран Коше — фигура весьма определенная. Несколько лет назад Ж.-Л. Коше демонстративно подал в отставку с поста профессора Консерватории в знак несогласия, как он выразился, с "политизацией театрального образования". Экс-профессор был обласкан мэром Парижа Жаком Шираком и тогда же назначен генеральным инспектором частных театральных школ столицы. Ныне бывший сосьетер "Комеди Франсез", получив "от города Парижа" изрядную субсидию, обосновался в помещении Театра Эберто и объявил своим святым долгом "защиту классики от искажения и манипулирования в политических целях". Это театральное начинание столь очевидно противополагается "новой" "Комеди Франсез", что злые на язык парижские критики окрестили Театр Эберто "Комеди Франсез" старого режима".
Невиданный рост безработицы и связанное с этим ужесточение конкуренции впрямую затронули театр. С театральной карты Парижа исчезают сегодня многие театры, вошедшие в историю, — их превращают в киностудии, на их месте возводят доходные дома и административные здания. Это неизбежно сопровождается невидимыми миру трагедиями художников, лишенных возможности заниматься творчеством, а значит — и жить. Марсельский журнал "Театр — актеры" в своей хроникальной рубрике дает мартиролог жертв этой изнуряющей борьбы за выживание: на протяжении последних сезонов покончили жизнь самоубийством известные актеры Патрик Девер 35 лет, Эстела Блэн 47 лет, Жеральд Робар 34 лет, режиссер Эрик Лаборей 32 лет... Из жизни уходят молодые, талантливые люди. Не свидетельствует ли это драматическое обстоятельство о неблагополучии французского театра?
Да, парижские театры ярки и разнообразны, а театральная жизнь французской столицы как всегда интенсивна. Но почему же тогда на пороге нового сезона, когда, как обычно, подводят итоги сезона минувшего, парижские критики сетуют: он "прошел в ущербе", частный и государственный секторы французского театра "внушают чувство тревоги"? Почему критик газеты "Юманите" Жан-Пьер Леонардини обращает внимание на падение зрительского интереса к театру, на ослабление контактов сцены с аудиторией? "В настоящий момент "священные коровы" театральной мысли как никогда отощали, — пишет он, — театр не знает, что показывать публике, этому монстру с тысячью голов".
Проблема зрителя во французском театре стоит сегодня необычайно остро. Об этом свидетельствуют не только незаполненные залы парижских премьер. Это проявляется, в частности, в отношении к театральному наследию Жана Вилара. Кризис, переживаемый французским обществом середины 80-х годов, порождает неверие в возможность реализации театральных мечтаний Вилара и его соратников о театре, обращенном к широкой демократической аудитории, о театре — "общественной службе". Сегодня все настойчивее звучит мысль об "идеализме Народного фронта и Сопротивления", которые вдохновляли строителей послевоенного народного театра Франции и первопроходцев его децентрализации. Теоретики и практики театра все чаще рассуждают о том, что в современных условиях вряд ли возможен синтез творческих исканий и целенаправленной работы с демократическим зрителем, отличавший поколение Вилара, и признаются, что укреплению связей с массовой демократической аудиторией — "animation" — они решительно предпочитают сегодня ничем не стесненный, суверенный творческий поиск — "creation".
Это признание проливает неожиданный свет на спектакли парижских театров. Многие из них можно отнести к весьма своеобразному и примечательному явлению, которое, как кажется, стало отличительной чертой сегодняшнего французского — да и не только французского — театра и не без основания названного парижскими критиками "театром невозможности". При всей условности этого понятия им можно обозначить вполне определенный круг явлений, ясно выраженную тенденцию. "Театр невозможности" — это театр, стремящийся в первую очередь поразить зрителя, показать ему нечто невиданное и небывалое. Это театр, тяготеющий к парадоксам и неожиданностям, необычным художественным средствам и экзотическому сценическому языку.
Определить истоки "театра невозможности" дело непростое. В известной мере в нем возрождаются отдельные принципы авангардистского искусства Франции начала века, избирательно используется экспериментальный опыт театра 20—30-х годов, оживают некоторые приметы французской "антидрамы" середины столетия. Вместе с тем этот театр испытывает воздействие театральных экспериментов первой половины 70-х годов, когда подвергались пересмотру многие влиятельные традиции французского сценического искусства, когда необходимым казался решительный разрыв с культурным наследием прошлого.