Можно было бы сказать, что "театр невозможности" — это в первую очередь элитарный театр формальных поисков, если и не способный открыть новые стороны действительности, то по крайней мере стремящийся показать ее в непривычном художественном освещении. В то же время какой-то своей гранью он, очевидно, соприкасается с массовой культурой, с эстетикой коммерческого театра, рассчитанной на эпатаж мелкобуржуазного обывателя. Можно допустить также, что "театр невозможности" — детище конкурентной борьбы в сфере театра, когда художники соперничают друг с другом в оригинальности с целью привлечь к себе внимание. Но стремление во что бы то ни стало всякий раз удивлять аудиторию Порождается и ощущением неблагополучия театральной ситуации. Оно связано с отчаянным усилием, направленным на преодоление кризиса внешними, так сказать, экстенсивными средствами.
Именно поэтому богатство внешней выразительности, стилистическое многообразие "театра невозможности" зачастую "уживается" с оскудением гуманистических традиций, утратой понимания духовной роли искусства, ослаблением его связей с демократической аудиторией и с жизнью.
Было бы неверно сводить весь круг явлений, о которых идет речь, только к формальным экспериментам или коммерциализации театрального творчества. Неординарность художественного мышления и парадоксальность сценического языка нередко связаны, если воспользоваться словами Жиля Сандье, со стремлением мастеров сцены, "изменяя сознание человека, направлять его к определенной цели", с решимостью в сложную для общества и театра пору своим искусством "участвовать в общественной жизни, в гражданской реальности, в Истории".
Все это дает основание увидеть в "театре невозможности" не только творческое соперничество в поисках новых форм, но и ожесточенную борьбу, суть которой — отношение к действительности и понимание назначения искусства.
Способы осуществления "театра невозможности" весьма многообразны.
Прежде всего стоит выделить вариант, традиционный для коммерческой индустрии парижских зрелищ, связанный с обычаями "бульварного театра". Критика, прекрасно разбирающаяся в том, как творится сенсация на Бульварах, рекламирует постановку пьесы Пиранделло "Каждый по-своему" в Театре Елисейских полей в духе "звездного комплекса": "Подумать только — Сюзан Флон, Ги Трежан, Робер Ирш выступают в постановке Франсуа Перье... Есть чем привлечь зрителей!"...
На сцене творится некое священнодействие: мерцают в полумраке венецианские зеркала, поблескивает хрусталь, меняются блистательные туалеты. Артистические индивидуальности как бы максимально приближены к залу, видны мельчайшие детали мастерства актеров. У каждого исполнителя своя, годами наработанная палитра красок, которая бережно и эффектно используется режиссером. Однако эта демонстративная эффектность, умение и мастерство актеров, по существу, является единственной целью постановки. Ее создатели не приняли всерьез игру воображения итальянского драматурга, перемешавшего в своей пьесе явь и вымысел, не выказали интереса к реальным жизненным противоречиям, отразившимся в произведении. Да и как они могут различить иллюзорность и реальность, если их собственное искусство никак не связано с жизнью, является торжеством эгоистического, доведенного до совершенства театрального мастерства?
Критика называет Ирша "последним священным чудовищем" французской сцены. Пожалуй, все эти прекрасные актеры — Флон, Трежан и Ирш — и впрямь выглядят в этом отменно отлаженном, виртуозно воссоздающем форму высокого психологического искусства спектакле как своего рода ископаемые рептилии, не имеющие ничего общего с тем, что происходит за стенами театра. Но, конечно же, эти "священные чудовища" вовсе не последние: пока существует "бульварный театр", сенсация в нем будет твориться на основе самоцельного и престижного мастерства актеров-"звезд", уводящих публику в призрачный мир сценических мнимостей.
Таков первый вариант "театра невозможности", осуществленный в масштабах и понятиях "бульварного театра", — сгущенный до предела концентрат коммерческого парижского зрелища.
Если в Театре Елисейских полей происходит своего рода омертвение театрального представления, то в крохотном зальце Кафе де ля Гар этот ритуал подвергается решительному разрушению. Известный комический актер Ромен Бутей— автор, постановщик и один из исполнителей пьесы "Песня удобрения", — его товарищи сами продают билеты, сами впускают зрителей и рассаживают их в небольшом, сколоченном из досок амфитеатрике, где места не нумерованы, а затем, установив доверительный контакт с аудиторией, отправляются на сцену начинать спектакль.