— Я все еще жив!
— Боюсь, что нет, — так же спокойно отозвался я, бесстрашно глядя ему прямо в глаза. — Не знаю, правда, с чьей помощью вам удалось воскреснуть, но это был не самый умный поступок с вашей стороны. Тем более, проведенный ритуал не вернул вам ни дочери, ни супруги. И вряд ли настоящая Лютеция согласилась бы на такую подмену.
От моих слов у некроманта лицо пошло самыми настоящим трупными пятнами, которые до этого момента искусно прятались под наведенной личиной. Его кожа посерела, потемнела, глаза поблекли и потускнели, не в силах больше скрывать трупную матовость. На правой щеке обнажилась глубокая рана, видимо, оставленная каким-то особенно протестующим крестьянином. А на левой руке куда-то исчезло сразу два пальца.
Впрочем, это уже неважно: аура, в отличие от лица, все равно не умеет лгать. Так что я с самого начала не сомневался в том, кого именно вижу. Да и не стал бы обычный некромант таиться до полуночи: дневной свет нам не помеха. А вот полноценный лич… набравший неожиданную силу, успевший создать свою собственную армию, еще не слишком опытный, но, судя по всему, крайне упертый… это действительно проблема. И немалая.
Пока «живы» его «птенцы», сил у некроманта всегда будет в достатке. Они будут подпитывать его до тех пор, пока не перестанут шевелиться или пока не погаснет искра вложенной в них магии. А у нашего ополоумевшего барона «птенцов» накопилось немало. Будет невероятно трудно его достать, не уничтожив перед этим результаты его ранних опытов.
Быть может, если бы дело действительно обстояло так, как он мне тут слезливо поведал, я бы, вероятно, не тронул это милое семейство. Все-таки личное горе — есть личное горе. Его следует уважать и прощать некоторую неадекватность людям, потерявших близких.
Вот только господин барон как-то слишком уж рьяно напирает на непререкаемость своих прав. И подозрительно упорно радеет за сохранность замка. Тогда как для лича на первых порах наиболее важна, в первую очередь, сохранность тайны его существования и безопасность «птенцов». Без них он — как без рук: слабеет и хиреет с каждым потерянным умертвием. Даже новичок, едва коснувшийся азов нашего искусства, приложит все силы, чтобы себя защитить. Поэтому барон, будь он хоть трижды идиотом, все равно забился бы в какую-нибудь нору и носа оттуда не казал до того момента, пока не обрел уверенности в своих силах. Но он отнюдь не дурак. И значит, его влечет к замку нечто совсем иное. Быть может, закрытый портал, более неподвластный его цепким ручкам. Или семейная реликвия, о которой он недавно узнал, но которая стала ему после смерти недоступна. А может, он и на чужие артефакты успел глаз положить и теперь лишь выжидает подходящий момент?
Причем граница барона не остановит: раз уж он свои деревни не пожалел, то уж соседей точно в скором времени изведет. Хотя бы для того, чтобы и их «облагодетельствовать» вечной жизнью и, заодно, прибрать к рукам владения изрядно нелюбимого им герцога Ангорского.
— Скажи, милая, я прав? — с участием поинтересовался я у замершей дочери барона. — Ты ведь совсем не хотела становиться нежитью?
Девушка не ответила. Но на ее лице тоже начали постепенно проступать непременные спутники смерти, хотя и не слишком явно: видимо, хозяин себя еще контролировал.
Пора бы это исправить.
— Вот видите? — мягко укорил я коллегу, кивнув в сторону застывшей барышни. — Она даже не понимает, о чем я ее спросил. Ваша дочь мертва, господин барон. Так же безнадежно мертва, как и все остальные.
— Она благодарна мне за новую жизнь! — наконец, взревел некромант, до скрипа сжав кулаки и чуть не плюнув в мою сторону.
Я посмотрел на равнодушное лицо куклы, которое в момент вспышки хозяина послушно искривилось и оскалилось так же зло, как и его бледная физиономия. Перевел взгляд на «почтенную матушку», в глазах которой внезапно появился голодный блеск. Вернулся к барону, который никак не желал признавать очевидное, и без особой жалости повторил:
— Трупы, ваша милость. Вы хотели продлить жизни своим людям, но властвуете лишь над покорными вашей воле телами. Которые без должной подпитки в скором времени начнут гнить прямо у вас на глазах. Всего лишь оттого, что вам не хватило знаний, чтобы сохранить их в приличном виде. Полагаю, мои новые «птенцы» — это результаты ваших первых экспериментов?
Барон с новым рыком развернулся ко вжавшимся в камень зомби. Заметно посвежевшим с момента нашей первой встречи, принявшим более очеловеченный вид, обретшим крохотную искру понимания в глазах и ощутимо тяготившихся своим незавидным положением. Бедняги. Но не я воскресил их в таком безобразном виде. Не я не обращал внимания на их отвратительную внешность. И не я не позаботился о том, чтобы они хотя бы не понимали этого.
Признаться, я всегда считал, что к своим творениям следует относиться бережно. И если уж ты даришь им некое подобие жизни, то просто обязан сработать качественно. Иначе зачем было начинать?