— Перечислите основные особенности категориального аппарата грамматики речевого взаимодействия, — повернувшись ко мне, Алан, не глядя, достал из портфеля очки и надел их, будто желая видеть каждую эмоцию на моем лице.
— К-категориального аппарата? — растерянно пробормотала я, зачем-то снова и снова заправляя чертов локон за ухо. Мои ноги стали ватными, пульс так громко стучал в ушах, что я почти не слышала перешептываний за спиной у Берга. Сложно было собрать мысли, но я это сделала, только вот ответа так и не нашла.
— Именно, — серьезно кивнул мужчина, театрально разведя руками и громко добавив: — Неужели вы, золотая медалистка, гордость вуза и не знаете ответ на такой плевый вопрос?
Слова будто бы полоснули по лицу мощной пощечиной, заставив меня сделать шаг назад и вжаться в доску. Но ни один мускул на лице не дрогнул, когда я монотонно сказала:
— Подобная тема — дипломная работа студентов магистратуры. Я же еще не закончила бакалавриат.
— Вы спорите с преподавателем? Указываете ему, что стоит спрашивать, а что нет? — шикнул он на меня, а затем ударил кулаком по столу. Половина студентов подпрыгнула на месте, другая — наконец-то перестала смеяться. Правда, ненадолго. Когда Алан встал с места и снова переключил свое внимания на меня, в аудитории снова начал стоять галдеж. Теперь мужчина стоял на расстоянии вытянутой руки. Я могла чувствовать энергетику, исходившую от него. Теперь держать себя в руках стало еще сложнее. — О, я придумал! Может, мне писать вопросы на листке, вы будете их перед парой просматривать и говорить, что из этого мне стоит спрашивать, а?
— Нет, профессор, — пробормотала я, глядя прямо перед собой.
Происходящее вокруг все больше напоминало мне дурной сон: я, стоявшая перед преподавателем и не знавшая правильного ответа, и одногруппники, с жаром обсуждавшие мою скромную персону, даже не пытаясь этого скрыть. Светка уже передавала третью записку.
На глаза стали наворачиваться слезы, но я бы не за что не позволила им скатиться по щеке и унизить себя еще больше. Просто глаза стали стеклянными, а все вокруг теперь казалось мутным.
— Тогда отвечайте, — снова повторил мужчина. Казалось, его будто заводило мое состояние. Бергу нравилось унижать и подавлять. Он будто питался этими эмоциями. Наслаждался ими.
— Но…
— Что “но”? — закатил глаза он, делая еще один шаг вперед.
Алан Берг хотел сказать еще что-то, но не смог из-за слишком громкого смешка позади. Он резко обернулся, заметив, как стайка девочек вместе читает гору записок. Увидев, что их спалили, одна из них попыталась убрать листки, но не успела. Профессор ткнул в нее пальцем и прорычал:
— Надеюсь, там что-то чертовски важное, если нет, ты пойдешь вон из аудитории и будешь исключена до начала сессии. Читай вслух!
— Профессор, я не думаю, что стоит, — жалобно прошептала она себе под нос, странно поглядывая на меня. — Это личное.
— Личное то, что вы так яростно обсуждали всей группой? — фыркнул мужчина, выдернув листки, и сам зачитал вслух: — “Интересно, сколько раз она дала ректору, чтобы он пришел за нее заступаться?”, “Я думала, она спит только с новеньким Максом”, “А что ей мешает делать это со всеми сразу?!”, “Вчера я видела, как ее мама обжималась с каким-то мужиком с обручальным кольцом. Видимо, у них это семейное”, — сделав небольшую паузу, мужчина быстро обвел взглядом студентов, прокричав: — Ну и кто виновник “торжества”? Давайте вместе обсудим, мне теперь тоже интересно.
Хмыкнув, Светка прочистила горло, будто собиралась сказать что-то важное, а затем кивнула на меня:
— Она перед вам, профессор. Да и тайны тут никакой нет. Вы все сами видите…
В груди будто что-то защемило в тот момент. Я выдержала опрос и унижение, даже чтение записок вслух, но то, как все люди вокруг в один момент посмотрели на меня… Это было как множество выстрелов. Удар на поражение.
Слезы подступили к горлу, перед глазами потемнело. Я знала, что еще мгновение — и я не сдержусь. Этого нельзя было допустить.
Резко рванув с места, я выбежала из аудитории и понеслась, куда глядели глаза. Просто вперед. Мне не хотелось видеть кого-то, разговаривать с кем-то и тем более оправдываться. Картонный мир вокруг вдруг рухнул.
Я сбежала вниз по лестнице, благо, все студенты были на парах и почти никто не застал мою истерику. На первом этаже завернула в длинный коридор, в конце которого был маленький женский туалет. Там почти никогда никого не было, и сейчас он пустовал. Я заперлась в одной из кабинок, села на закрытую крышку и просто позволила себе наконец выплеснуть эмоции наружу.
— Черт, — окно было открыто, ветер был ужасный, тело покрылось мурашками. Я сжала себя руками и вдруг замерла от неожиданной мысли: “Как давно меня кто-то обнимал? Просто так?”
Мне надоело доказывать что-то кому-то. Жизнь не стоит борьбы, если в мире нет ни одного человека, который просто придет и искренне скажет тебе: “Все хорошо. Я с тобой”.
Мне было двадцать три года, когда я вдруг осознала, что моя жизнь полный отстой. Пустая чаша без дна или пустыня без края и конца.