Профессор Криминале

Наши сплетенные тела уже почти соединились, кожа воспламенилась, Нобелевская премия была забыта, но тут вдруг ночь взорвалась ужасающим ревом, по стенам нашей тихой обители свирепо промчались пятна яркого света, и висевший над постелью гобелен ожил — сначала один его край, потом другой. «Господи, что это?!» — вскрикнула Илдико, шарахаясь от меня в сторону. «Оставайся тут, — сказал я. — Пойду выясню». Я голышом подбежал к окну. «Нет, Фрэнсис, я боюсь!» — пискнула Илдико, тоже вскочила с постели и прижалась ко мне. Над неспокойными водами черного озера, совсем недалеко от берега и от нас, скользила гигантская черная птица. На ее металлическом брюхе крутились прожекторы, посылая во все стороны острые лучи. На лужайке перед Мемориальной купальней выстроился целый кортеж грузовых и легковых автомобилей. Их зажженные фары дополняли иллюминацию, и было видно, как по гравию взад-вперед снуют какие-то люди в темных одеждах.

«Это полиция! — ахнула Илдико. — За нами!» И прижалась ко мне еще крепче. Из-под бешено вращающегося винта вертолета выбежали еще две фигурки — на сей раз в чем-то белом — и уселись в последний из автомобилей. Я разглядел на фюзеляже вертолета огромную эмблему фонда Маньо. «Да это, похоже, наша падрона миссис Валерия Маньо, — сообразил я. — С некоторым опозданием прибыла посмотреть, как обстоят дела в принадлежащем ей раю». Машины умчались по аллее, плавные изгибы которой вели наверх, к вилле. «Я так рада, что я с тобой», — прошептала Илдико. «Все в порядке. Приехала хозяйка, только и делов. Забудем про нее и вернемся в постель». И тогда наконец мы упали друг другу в объятья — на царственное ложе, под гостеприимным кровом райского Бароло, под шелест волн счастливого озера, воспетого Плинием и Вергилием, в антураже одновременно классическом и романтическом. Илдико вся задрожала, и мы не спеша слились в одно целое — тело с телом, мысль с мыслью, и, как положено в подобных случаях, мы на краткую вечность забыли о власти, литературе, идеологии, о профессоре Монце, Нобелевской премии, госпоже Маньо и даже о коренастом одиноком человеке по имени Басло Криминале.

9. Вилла Бароло всегда ассоциировалась с литературой...

Как выяснилось в последующие многотрудные, но счастливые дни, наш конгресс «Литература и власть» был далеко не первым мероприятием подобного рода, нашедшим приют на острове Бароло. Я вычитал в путеводителе, что еще с времен античности слово «Бароло» стало синонимом благороднейшего из человеческих занятий, каковым, по мнению писателей, является литература. Сосланный сюда Вергилий сочинил парочку эклог, в которых восславил Бароло как обитель гуманизма. Наблюдательный Плиний, обратив внимание на то, что остров расположен меж пяти вонзающихся в берега заливов, назвал Бароло «плодоносными чреслами мира». Данте считал Бароло «очищающим», Боккаччо перенес сюда действие одной, нет, даже двух своих новелл, а во времена романтизма сюда с хладного Севера являлись мадам де Сталь, Гёте и братья-близнецы Шелли с Байроном, жутковатые любители дальних странствий. Тут все они купались, влюблялись в романтические пейзажи, писали о местных красотах вирши — правда, не самые удачные.

Так что наш десант никак нельзя было назвать первооткрывательским. Единственным нашим преимуществом перед гостями прежних эпох были всевозможные наисовременнейшие удобства. С давних пор эти места густо обросли виллами, наша же появилась сравнительно недавно, в прошлом веке, когда короли Савойи, пресловутые Привратники Альп, наслаждались недолгой порой расцвета своей династии. Расцвет сменился упадком, и вилла захирела вместе с августейшим семейством. При Муссолини, в тридцатые, она была заброшена; в годы послевоенной сумятицы начала разрушаться. Но Валерия Маньо не дала утехе савойских монархов окончательно погибнуть. Эта обитательница Калифорнии унаследовала сразу несколько состояний — косметическая империя, нефтяная империя плюс к тому оружейные заводы. По старой и славной традиции богатых американских фамилий Валерия женила на себе итальянского графа, владельца развалившейся виллы. Граф со временем почил, после этого вдова много раз была замужем и много раз разводилась — одним словом, свято соблюдала установленный калифорнийский ритуал. Бароло стал ее любимой игрушкой. Валерия часто приезжала сюда, вела реставрационные работы, наводила лоск, усовершенствовала. Она притаскивала со всего света дизайнеров, искусствоведов, закупала антикварную мебель, перевешивала с места на место картины, нанимала слуг и садовников — в общем, вернула-таки виллу к жизни.