Профессор Криминале

Однако и у совершенства есть существенный недостаток — мы с Илдико убедились в этом в первую же ночь, когда механизированное пришествие падроны прервало наш любовный процесс. Сколько ни оберегай совершенство, оно находится под постоянной угрозой. Даже под защитой райских врат ученые мужи не были полностью ограждены от внешних раздражителей. Чрезмерно любопытные туристы; периодические разведрейды репортеров; назойливое завывание скандальных итальянских мотоциклов, доносившееся с автострады; непредсказуемые альпийские бури, которые способны с корнем вырывать деревья, топить лодки и взметать с письменных столов бумажный вихрь, губя плоды многомудрых изысканий. Но все эти беды были сущей мелочью по сравнению с катаклизмами, возникавшими по воле самой хозяйки и руководимого ею фонда Маньо — международными конференциями, проведением которых так славилась гостеприимная вилла. Например, конгресса на тему «Литература и власть», благодаря коему мы с Илдико оказались в этом царстве гармонии.

Во дни подобных испытаний вилла Бароло совершенно преображалась. Тихая обитель, где мыслил Плиний и плескался в воде Байрон, погружалась в атмосферу великого столпотворения. Со всего мира слетались политические вожди: главы государств, которым срочно понадобился мини-саммит по какому-нибудь совершенно неотложному вопросу; министры стран ЕЭС, пожелавшие встретиться в неофициальной обстановке; посредники, пытающиеся унять межплеменной раздор в очередной горячей точке планеты; американские «миссии мира», все еще надеющиеся помирить палестинцев с Израилем; участники очередного тура переговоров по запрещению химического оружия и так далее, и так далее. Каждого из великих сопровождала многочисленная свита и личная охрана. Рай моментально превращался в ад. Стрекотали фотокопировальные машины, захлебывались в скороговорке переводчики-синхронисты, сломя голову врывались секретные курьеры, принося вести о переворотах и правительственных кризисах. Над виллой постоянно ревели вертолеты, особенно если проведение важной встречи совпадало с визитом миссис Маньо, довольно часто наведывавшейся в свое прославленное поместье. Изысканнейшие яства остывали, безвозвратно погубленные многословными тостами, спичами, а если председательствовал любимый консультант падроны профессор Массимо Монца, то и бесконечными «объявлементи». Перепуганные и уязвленные ученые забивались в свои норы, и шумные пришельцы почти с ними не сталкивались — разве что проплывет где-нибудь вдали унылая фигура с застывшим страданием на лице. Так выглядят отшельники, давшие обет одиночества и молчания, дабы наедине с Господом возносить молитвы об избавлении от лукавого с его мирскими соблазнами. И молитвы неизменно бывали услышаны, проходил день-другой, и вилла опять погружалась в идиллическую умиротворенность, свое естественное состояние.

Но участники обрушивающегося на Бароло десанта тоже вправе ожидать своей доли райских благ, и политики с литераторами, слегка оправившись после обескураживающей вступительной речи профессора Криминале, пожелали вкусить причитающихся им удовольствий. Под искусным руководством Монцы конгресс очень быстро создал как бы собственный микрокосм (теперь я стал старше и мудрее, теперь я знаю, что это происходит на любой мало-мальски уважающей себя конференции): у всех присутствующих возникло ощущение, что именно здесь сконцентрирована подлинная реальность, а внешнего мира как бы вовсе не существует, оставшиеся дома проблемы несущественны, а самое главное — провести время как можно приятнее. Со временем определились лидеры и заводилы, образовались дружественные (вплоть до интимности) союзы, обозначились враждующие фракции. Французы не ладили с итальянцами, индийцы с британцами, романисты с поэтами, постмодернисты с феминистками, критики с писателями, писатели с политиками, ну а об антагонизме между учеными анахоретами и участниками конгресса и вовсе говорить излишне.