Профессор, поправьте очки!

Чикильдеев говорил со знанием дела, он немало повидал запущенных закоулков в Доме Искусства. Была ли его вина в том, что он не позволил себе такую роскошь, как досидеть до конца разборки у Спичкиса? Поэтому никакого значения не имеет, что Сева не обратил ни малейшего внимания на невразумительную казенную трафаретку, нанесенную прямо на стену возле несуразной двери: "Лестница № 8".

В этот момент где-то в глубине почти неразличимо звякнуло, словно ложечкой об стакан. Это каминные часы "Пробуждение фавна" (бронза, огневое золочение, Франция, XVIII век, 20 тысяч долларов) деликатно напомнили о скоротечности и невозвратности времени. Тут же ударило гулким викторианским боем совсем рядом, так что в животе словно затрепетала пружина. И почти сразу же весь зал "Б" наполнился звоном, скрипом и стоном. Ревматические механизмы старинных часов торопились отбить положенные четыре удара.

Сева засуетился, словно Золушка в полночь.

– -Петр Кирсанович, желаю всего… к сожалению, время… дела… Если будут вопросы, обращайтесь!

Последние слова донеслись до Шалтая от уже невидимого Чикильдеева, вбежавшего в проход между белыми стенами лучезарного города "Антик-шоу".

Наступал серьезный этап функционирования выставки, который можно условно назвать "чистилищем". Говоря яснее, среди многочисленной пестрой публики, готовящейся наводнить зал, надо было опознать и незаметно и мягко отправить обратно за дверь выставочных бомжей – особое племя, кочующее по открытиям, презентациям и премьерам. О! Это романтики захребетной профессии, предпочитающие стабильному доходу уличного попрошайки рискованный блеск вечного праздника. Они просачиваются сквозь все кордоны и заслоны, а некоторые способны своей внешностью и апломбом ввести в заблуждение даже самого опытного администратора. Непростая, скажу я вам, наука, тут нужно быть профессором гипнологии и психомании или как их там. Да и удивительно ли, если маргинальные слои в наше время так и кишат учеными, преподавателями, инженерами и даже отставными дипломатами. Возможно Сева Чикильдеев относился бы к выставочным бомжам достаточно снисходительно, если бы не их вороватость и не индюшиные повадки.

Утвердившись за стойкой "Информация", он велел «Церберам»:

– -Запускаем!

Цепочка людей сразу протянулась из освобожденной двери к Чикильдееву. Каждый называл представляемый орган и получал специальную карточку с прищепкой и надписью "Пресса". Одна седеющая приплюснутая голова над бордовым пиджаком внушила Севе сомнение. И не потому, что пиджак был несколько потерт. Иной журналист похож на бомжа больше, чем бомж на журналиста. Человек в пиджаке выглядел вполне достоверно, но слишком развязным был его голос. Голос в первую очередь и выдает выставочного бомжа, очень уж от него разит любительским спектаклем.

– -Могу я попросить у вас визитку?

– -Сделайте одолжение!-грамотно, со сдержанным сарказмом отозвался пиджак.

газета "Спортивная мысль"

Николай Харч-Харчевский

– -Здесь не спартакиада,-с облегчением сказал Чикильдеев.

– -Замечательно!-отреагировал пиджак.-С каких пор у вас оскорбляют представителей прессы?

Сева быстрым оценивающим взглядом обежал всё, что возвышалось перед ним над стойкой. Не очень-то хорошо он был знаком с повадками спортивных журналистов. Это словечко: "спортивная" и обмануло его.

– -Прошу, проходите,-принял он политическое решение.

– -Мерси,-с достоинством отозвался пиджак, показав, что зла не держит.

Следом за журналистами начали впускать по пригласительным билетам гостей – всё под тем же пронзительным взглядом Чикильдеева.

Потом где-то в центре зала усиленный во много раз динамиками ноготь поскреб микрофон, и возбужденный женский голос сказал:

– -Дорогие друзья! Приглашаем вас на официальную церемонию открытия выставки "Антик-шоу"!

Завещав "Церберам" смотреть в оба, Чикильдеев вместе с последними вошедшими устремился туда, где толпа притиснула к стене микрофон и группку людей возле него, среди которых Сева издалека сразу распознал Илью Ильича в модном галстуке Pal Zeleri в мелкую семечку и главного искусствоведа Дома Искусств Ореста Львовича Карталымова, человека с удивительным лицом, таким узким, что оно всегда казалось повернутым в профиль. Орест Львович покашливал и сглатывал, разминая кадык и готовясь привычно выразить заказную любовь к произведениям искусства. Слева и справа чинно стояли еще несколько фигур в ладно сидящих костюмах. Сева вдруг поймал себя на мысли, что они напоминают ему работников бюро ритуальных услуг.

Карталымов, как опытный оратор, выдержал паузу, позволяя гомону толпы несколько выдохнуться, затем провозгласил:

– -Уважаемые господа!

Секунду подумав, на всякий случай добавил:

– -Дамы и товарищи!

Господа, дамы и товарищи притихли.

– -Есть такая картина Репина "Не ждали",-торжественно начал Карталымов.-Так вот, сегодняшнего момента мы все очень ждали!

Восторженные аплодисменты были наградой Оресту Львовичу за это замечательное вступление, которым он открывал каждую вторую выставку.