Профессор, поправьте очки!

– -Да!-воскликнул оратор, перекрывая хлопки.-Да! Мы должны признать: сегодняшнее искусство капитулировало перед напором массовой культуры, взращенной идеологией потребления! Но нельзя не видеть и другое: поп-арт, этот идол бездушного технического общества, антиэкспрессивен! Сюрреализм деструктивен и катастрофичен, дизайн роется на свалке цивилизации. И сегодня на этом непристойном фоне мы можем ощутить подлинную ценность старых мастеров. Вот здесь (Карталымов разогнал рукой воздух вокруг головы) мы вновь возвращаемся в то время, когда ваза была вазой, а чаша – чашей. Позволю себе напомнить хайдеггеровское замечание,-голос Ореста Львовича фривольно затремолировал.-Чтобы чаша была чашей, она должна иметь форму чаши. Нельзя поднести вместо чаши молоток или рояль…-говорящий красноречивой паузой намекнул, что ожидает смеха и, действительно выжав из собравшихся нестройные хихиканья, завершил:--Я вполне согласен с маститым философом, как бы ни пытались бы нынешние творцы убедить меня в обратном. Так насладимся же совершенством формы, окунемся в благословенный мир традиции!

Под аплодисменты к микрофону протиснулась ведущая – из девушек-ассорти, предоставленная по случаю торжества аукционным домом "Белоснежка и семь гномов". Уже слышанным голосом она объявила:

– -Просим присутствующую прессу задавать имеющиеся вопросы организаторам выставки и администрации Дома Искусств.

Из толпы тотчас сказали голосом Забиженского:

– -Вопрос к представителю Дома Искусств. Считаете ли вы этичным, что в вашем храме искусства с большой буквы сегодня собрались торговцы?

Вопрос был задуман самим Карталымовым на всякий случай, как упреждающий, и одобрен руководством Дома.

Орест Львович наморщил лоб и уважительно посмотрел в гущу собравшихся.

– -Хороший вопрос,-сказал он.-Я бы даже сказал: неожиданный вопрос. Что ж, попробую на него ответить…

Находясь в отдалении, Сева, тем не менее, ухитрялся улавливать происходящее, благодаря ста восьмидесяти семи сантиметрам роста, усиленным каблуками туфель Kraus, и опытному ястребиному взору. Он видел, как один из гостей возле микрофона тайком пытался почесать спину под пиджаком свернутым буклетом; как Илья Ильич взглядом подозвал девушку-ассорти и что-то зашептал ей в ухо. Сева даже знал – что: "Шампанского!.. Шампанского для прессы!" Девушка пропала, потом объявилась с ядовито-красным подносом, уставленным под завязку пластмассовыми бокалами, издалека смотревшимися почти как настоящие, из стекла. Чикильдеев наблюдал, как поднос проплывает перед почетным авангардом, где собралась журналистская братия, и вдруг непроизвольно икнул: тот, в бордовом пиджаке с приплюснутой головой, ухватил сразу две порции обеими руками. Допив с видимым удовольствием шампанское Asti Mondoro, он задумчиво повертел пластмассовый бокал в пальцах и небрежно сунул его в карман. Сева икнул во второй раз. Проворонил! Ай, проворонил! Шептал же ему червь сомнения, а он постеснялся спросить удостоверение, вот она, темная сторона демократии!.. Хотя… у крутого профессионала не только чужих визиток в карманах хватает, но и удостоверения водятся, бывает, даже подлинные. Кроме морды лица на фото, разумеется. Теперь оставалось мазохистски наблюдать, как ложный опенок в бордовом пиджаке смакует третий бокал, ощущая себя этаким Рихардом Зорге.

Удовлетворенный выпивкой, плоскоголовый приосанился, посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую, и вдруг к дальнейшему ужасу Севы поднял чрезвычайно неприятного вида палец, показывая, что хочет задать вопрос.

Орест Львович покончил к этому моменту с ответом на первый вопрос, его последняя фраза: "Перефразируя классика, рискну сказать: важнейшим из всех искусств для нас является рынок", утонула в громе аплодисментов. Вежливая девушка заметила жест солидного седеющего мужчины и лучезарно улыбнулась бордовому пиджаку:

– -Прошу вас.

О, если бы она знала, кому улыбалась!

Орест Львович изобразил благосклонное внимание. Сева Чикильдеев, еле слышно застонав, отвернулся и, уже отвернувшись, услышал развязный голос:

– -Мы здесь все свои, понимаем… это правильно, ныне пытаются нас и так и эдак… А вот скажите…-говорящий запнулся, секунду чего-то ждал с раскрытым ртом, потом раздался короткий выразительный звук отрыжки, несколько смутивший ее автора, пробормотавшего:--Извините, привет из глубины души.

Воспользовавшись заминкой, Карталымов спросил:

– -Простите, какой вы представляете орган?

– -Чубук-Чубуковский, радиостанция "Эльдорадио",-представился бордовый пиджак, а карлик в животе у стоящего в задних рядах Севы запрыгал и закричал: "Чубук, Чубук! С радио! А был "Спортивная мысль"! Хорошо, что не Наполеон оказался, повезло тебе, дураку, Чикильдеев!"

– -Так вот, эти иконы и парсуны…-продолжал между тем всё тот же отвратительный голос.-Идеал взаимоотношений пространства и объекта… А вы мне скажите: не слишком ли затянулась в нашем искусстве пауза эстетического самосозерцания?