Мои сокурсники… они защищались вчера, и, думаю, уважаемая комиссия без труда их вспомнит - даже я при встрече всегда узнаю их безо всякого овеществления, уж больно оба колоритны: Саша Курский - чудо-богатырь с ярким румянцем во всю щеку, единственный блондин на курсе, - и Аделина Власюк, девушка вообще без волос. Мы ее никогда Аделиной не зовем, только Эдиком или Эдичкой. Это еще с первого учебного дня пошло, после того как… нет, это по-другому надо рассказывать: представьте себе - идет занятие, вы читаете лекцию, все тихо, только слышно, как легонько поскрипывают о бумагу ручки старательных студентов… и вдруг бах! дверь, ошарашенная снаружи крепким ударом ботинка, с треском распахивается, - и длинное, костлявое, бритоголовое существо в маскхалате и «гриндерах» врывается в аудиторию и вопит ярко-алым ртом: «Что, суки, не ждали?! Это я, Эдичка!!!» Помню, Борис Алексеич, наш «общий психолог», очень смеялся. Так она и осталась Эдиком - даже некоторые преподаватели, кто полиберальнее, ее так зовут (кое-кто в группе, правда, пытался прилепить ей кличку «Лысьва», но этим умникам не поздоровилось).
Итак, в то утро я смотрела в окно, Санек дремал, уютно пристроив голову на руки, а Эдичка, сосредоточенно закусив губу, играла в тетрис: звук был отключен, но сама Эдик не всегда могла удержаться от тихих, но внятных матерных возгласов. Когда вошел старик, все слегка встрепенулись, но тут же, не найдя в нем ничего интересного, вновь вернулись к своим занятиям. Впрочем, седовласого гостя это смутило не больше, чем сомнительная тирада об особенностях его сексуальности. Аккуратно прикрыв за собою дверь, он приятно улыбнулся (то есть насильственно свел ротовые мышцы в тонкую злую полоску), сострил что-то насчет того, что мы, мол, нарочно расселись подальше друг от друга - все равно как размазать черную икру по тарелке, затем шагнул к трибуне - и, смерив бедную, кроткую, старательную Наталью Михайловну оскорбительным взглядом, где ирония смешивалась с брезгливостью, приказал:
- Уступите место - у меня важное сообщение.
Наташенька жалобно прижала руки к груди. Она и рада бы уступить, - но до перемены осталось всего-то минут пять, не больше; может быть, незваный гость соблаговолит подождать немного, присев на одну из свободных скамей?.. Но старик недружелюбно буркнул, что, дескать, торг здесь неуместен: его время - время почтенного профессора, дважды кандидата наук, автора массы научных трудов и монографий - стоит в сто раз дороже, чем время какой-то пигалицы и трех невоспитанных недорослей, вместе взятых. Тут он досадливо махнул рукой и сказал Наталье Михайловне, глядя на нее снизу вверх и все-таки высокомерно:
- Ладно, девочка, пойди пока покури.
Бедная «девочка» остолбенела. Терпеть такое при студентах нельзя ни в коем случае, подсказывал ей педагогический опыт; с другой стороны, пришелец и впрямь в отцы ей годился, о чем говорила хотя бы его шевелюра, серебристая, как новогодний «дождик». Как поступить?.. Но, пока она судила да рядила, ушлый старец все решил за нее - и, резво взобравшись на трибуну, просто-напросто спихнул оттуда хрупкую женщину, которая от испуга потеряла равновесие и, споткнувшись о деревянную приступочку, сломала каблук. Парадоксальным образом это ее и выручило: ни о чем больше не заботясь, бедняжка подхватила испорченные туфли - и, всхлипывая, босиком выскочила за дверь.
- Итак, - резюмировал старик, слегка поиграв сухими пальцами по ДСП-шной крышке трибуны, - возьмите ручки и запишите: «Метро Сокольники: Психиатрическая больница имени В.Ф. Петровского».
У этой сцены, на первый взгляд обыденной, хоть и малоприятной, имеется темная подкладка - приоткроем ее нашим гостям. Несколько лет назад Ольга Валентиновна, декан, а по совместительству бизнес-леди, перевела педагогов, желающих работать с практикантами, на сдельщину - то есть теперь сумма, которую те получают каждый год лично из ее рук в изящном конвертике, зависит - как шутят сами педагоги - от «количества поголовья в группе». Мудрый ход! Куда только девалась былая флегматичность препов, живших прежде под девизом «меньше народу - больше кислороду»?! Теперь-то они зашевелились: по осени на факультете начинается жестокая гонка - охота за студенческими головами, в которой наши почтенные профессора и доценты, осатаневшие от жадности, подчас приобретают поразительное сходство с торговцами «Гербалайфом», а то и с главами политических партий в предвыборный сезон: особо циничные открывают торговлю «автоматами» (я имею в виду отметки, конечно!), более совестливые, считая подобный ход неэтичным, обходятся сбором компромата на коллег и грубым, навязчивым самопромоутированием. К этой-то умеренной категории, судя по всему, и принадлежал наш новый знакомец: