Профессорятник

Это забавное происшествие относится к богомерзким девяностым годам. Беспросветная ноябрьская слякоть, замерзающая ночью, к полудню оттаивающая. В такие дни профессор Дмитревский чувствовал себя особенно скверно. Лишившийся ноги на войне, он мучительно передвигался по склизким тротуарам города на Неве, а хроническая стенокардия, предательски коррелировавшая с непогодой, вынуждала делать частые передышки.

9. «Все мы немощны, ибо человецы суть»

Имея месячный доход более 500 рублей в месяц (который по тем временам казался «заоблачным» для абсолютного большинства населения страны), он позволял себя иногда прокатиться даже в машине с шашечками. Но в тот день денег на «шашечки», увы, не хватало, и, проковыляв с костылем от Банковского мостика к Казанскому собору, заслуженный деятель науки решил передохнуть, опершись ж... о гранитную тумбу парапета на набережной канала Грибоедова.

Надо было видеть его одухотворенное лицо и месяцами нестриженую голову сказочного колдуна (а, может быть, и святого апостола), убеленную сединами, которые развевались на ветру, выдавая в нем, то ли городского сумасшедшего, то ли богемного ветерана. Отдельные прохожие замедляли ход, озирались, с любопытством рассматривая странноватую фигуру.

Наблюдавшаяся сцена вряд ли стала бы предметом наших воспоминаний, если бы не поступок пожилой дамы в старомодной шляпе, которая, обратившись вначале к собору и осенив себя крестным знамением, неожиданно протянула профессору руку, решительно вложив в его ладонь ... рубль, прошептав при этом известные воцерковленным людям афористические слова: «Все мы немощны, ибо человецы суть». Ошарашенный неожиданным подаянием (а рубль в те времена был ого-го — две бутылки пива, плюс буханка хлеба!), Юрий Дмитриевич, раскрыв рот, так и не смог выдавить из себя ни единого слова, и в знак благодарности только кивал ей вслед головой.

Несколько недель он не мог отойти от случившегося.

— «Надо же, ну надо же — в десятый раз автоматически повторял он, — стыдоба-то какая! Я же олигарх, ограбивший бедную женщину! Она, небось, думала, что я стою на паперти и, может быть, отдавала последнее».

— «Да перестаньте же корить себя, — пытался успокоить профессора. — Она же от чистого сердца, а всякое даяние — есть благодать».

Но это не действовало, он все причитал что-то вроде «ах, сиволапый я, головушка моя забубенная...». Складывалось впечатление, что в тот момент он ощущал себя сродни преподобному Серафиму Саровскому, который, встречая в саровском лесу какого-нибудь случайного человека, склонялся лицом до земли и не вставал, пока тот не проходил мимо.

10. РЕСТОРАННАЯ АФЕРА

Эта байка восходит к одной из знатных московских тусовок конца семидесятых годов — очередной научной конференции по проблемам развития стран «третьего мира». Прежде чем рассказать о главном, упомянем о крайне забавном эпизоде, произошедшем перед ее открытием, свидетелями и действующими лицами которого стали автор и Батаняр Саидович Ягья — ныне известный отечественный историк, востоковед, политолог, заслуженный деятель науки и пр. В московском здании Всесоюзного географического общества, где открывалась конференция, нас, еще, можно сказать, юношей, встретил благообразный, невысокого роста энергичный старик с седыми усами и тут же буквально взгромоздил на наши чистые пиджаки увесистый и довольно тяжелый рулон ковровой дорожки, веля в приказном порядке отнести в указанное им место на втором этаже.

Какого рода проклятия слетали с наших губ, истории знать вовсе необязательно, особенно с учетом того, что «нахальным стариком» оказался сам Иван Дмитриевич Папанин, открывавший конференцию с двумя звездами Героя Советского Союза на пиджаке.

...После того, как успешно была исчерпана повестка первого дня работы, «креативное ядро» конференции вознамерилось отобедать в ресторане «Прага». Ну, а на автора, как младшего по возрасту, были возложены все организационные хлопоты. Думалось: а почему бы и не услужить «зубрам» и поднабраться немножко ума?