Профессорятник

Обещанные аргументы оказались достаточно оригинальными и были представлены в комнате общежития проф. Дмитревского (он там ютился), где в качестве закуски была выставлена необыкновенной вкусности крилевая паста «Океан». Теперь уже немногие знают, что этот продукт— советское «ноу-хау». Он был разработан в 1966 году научной группой Всесоюзного научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО) на судне «Академик Книпович» и в 1972 г. поступил в продажу. Однако люди опасались покупки морепродуктов из-за незнания вкусовых свойств и способов приготовления. В связи с этим была организована масштабная рекламная кампания по продвижению пасты, основным методом которой стали дегустации.

Такую дегустацию и устроил нам Соломон Борисович, доказавший высочайшую биологическую и пищевую ценность пасты (приготовленной из мяса шейки и содержимого головогруди) и содержащей большое количество витаминов и микроэлементов. Поскольку стол был накрыт по-мужски скупо, криль служил едва ли не единственным «закусоном», который показался тогда просто фантастическим. (Добавим: в 1980-е годы Калининградский рыбоконсервный комбинат стал вырабатывать пасту «Коралл» из пасты «Океан», смешанной с творогом и сливочным маслом).

Нетрудно догадаться, что после этой дегустации наше критическое замечание невольно пришлось смягчить (разумеется, с учетом несметных запасов криля в Антарктике).

12. «Я БУДУ ЖИТЬ

ПРИ КОММУНИЗМЕ»

Честно говоря, архиумные рассуждения о подлой сущности интеллигенции (само словечко вошло в моду с легкой руки П. Боборыкина) нами никогда не воспринимались всерьез. Вспоминая фразу Бердяева о том, что «дух интеллигентской массы бездарен до ужаса, лишен всякой творческой и общечеловеческой идеи, банален до тошноты» и то, как припечатал Солженицын интеллигенцию (назвав ее «образованщиной»), невольно задаешься вопросом, а кто же были сами эти великие умы, если исходить из исходных значений лат. intelligentzia — «понимание, сила» и intelligens — «умный, понимающий, знающий, мыслящий, общественный слой людей».

В любом смысле понятия «интеллигенция» ассоциируется с мыслительной деятельностью людей, с критическим способом мышления, со способностью людей усваивать опыт и знания. Отсюда, Бердяев, Ульянов-Ленин, Солженицын — это типичные интеллигенты, а те, которых вождь революции называл г..., к интеллигенции просто отношения не имели. (Они скорее удовлетворяли одной заметке, появившейся в провинциальной газете «Новости дня» еще в 1903 г.: «Судя по пенсне и шляпе, самоубийца принадлежал к интеллигенции»).

Многих, с кем жизнь удружила скрестить пути-дороги, мы склонны относить к «классу» именно мыслителей, эрудитов то есть, интеллигентов в исконном значении этого слова, а не хладнокровных негодяев, пораженных гнилостным ферментом, предававших родину. В этом конкретном случае для нас важно одно их качество, состоящее в том, что они были не чужды иронии, тонкого юмора и даже приколов. Один из таких эрудитов — профессор географии Агафонов Николай Тимофеевич, талантливейший регионалист, раскрыться полностью которому, наверное, не позволили идеологические тиски, лимитировавшие в те годы научный поиск в области размещения социалистического производства и расселения людей по территории страны.

Автор опасается, как бы привычная рука к литературным шаблонам не стерла своеобразие уникальной личности Николая Тимофеевича. Он временами олицетворял собой еще тех, рассеянных, старомодных профессоров царского режима, которые постоянно о чем-то или что-то забывали — то ли калоши, то ли своевременно отобедать, то ли явиться на «трижды оговоренную» заранее встречу. Конечно, дело не доходило до случая, происшедшего, например, с женщиной-фельдшером, впопыхах перепутавшей фонендоскоп с кипятильником, который она нацепила себе на шею и в таком виде приехала на вызов к больному. Но, работая в педагогическом институте им. А. И. Герцена, он путал дни недели, студенческие аудитории, темы лекций, а однажды ухитрился где-то (скорее всего — в закусочной) «посеять» сразу две дипломные студенческие работы, притом буквально накануне их защиты. Трагичность ситуации заключалась в том, что эти скорбные труды печатались на пишущей машинке и, к сожалению, в единственных экземплярах. Аховское положение усугублялось настойчивыми просьбами студенток хотя бы «пробежать глазами» их сочинения перед процедурой защиты.

Выход был найден на ходу, хоть и противозаконный, но в меру оригинальный: девушек сумели убедить в том, что их «нетленные» труды закрыты в несгораемом сейфе, ключ от которого находится в кармане почти «Кощея бессмертного» — сотрудника кафедры, уехавшего далеко в командировку. Как говорится, хвала профессору Агафонову, терявшему, оказывается, не только дипломные работы, но и диссертации накануне их защиты (об этой чудной истории поведал сам пострадавший — профессор Мартынов В. Л.).