Профессорятник

Кому не знаком в городе на Неве великолепный памятник позднего русского барокко, золотокупольный Никольский морской собор на берегу Крюкова канала, традиционно окормлявший моряков русского флота. Построенный «в воздаяние достойной памяти славных дел флота российского» и во имя Святого Николая Чудотворца — покровителя моряков, он, помимо прочего, оказал заметное влияние на топонимику города, дав свое имя соседним площади, переулку, рынку, мостам и т. д.

Случилось так, что именно с Никольским собором связана одна из самых богомерзских историй, случившихся с моими друзьями в молодости, весьма достойными и образованными людьми, открывать имена которых естественно, нет никакого желания, тем более что эта история — грех «туманной юности», и ее действующие лица — не какие там «христопродавцы», а лица давно и искренне раскаявшиеся в былых прегрешениях.

Окончив филфак ЛГУ им. Жданова, IV., подававший большие надежды в области изящной словесности, к удивлению многих, связал свою трудовую деятельность с Никольским морским собором, каким-то немыслимым образом пристроившись ...заведующим производством в храме. Помимо многочисленных обязанностей в его функции входили также заготовка и отпуск кагора — единственного вина (сладкого, умеренно-крепкого, интенсивно-красного, без примесей), используемого церковью после причащения прихожан. Мало сказать, что это было «круто» — это назначение внезапно, хотя и ожидаемо расширило круг «страждущих» друзей нового служителя церкви, изнывавших от «жажды» и одержимых холодным расчетом и практицизмом. Но об этом позже.

«Божественное вино» кагор в те годы было исключительно советского производства. История православной церкви повествует, что постановлением еще Стоглавого Собора (1551 г.) допускалось употребление в монастырях только фряжского (итальянского) вина, закупавшегося у иностранных купцов, как правило, на крупнейших ярмарках — Моложской, Макарьевской и Новгородской. Позже использовались испанские и молдавские вина, но где-то, начиная с XIX в., предпочтение было отдано французскому кагору, получившему свое название от французского города Каор (Gabors'), в окрестностях которого расположены виноградники со специфическим сортом винограда. Наше вино имело и имеет мало общего с истинным французским кагором, однако отказаться от однажды сделанного выбора церковь так и не смогла.

В те бесшабашные годы качество церковного вина молодых «богохульников» ничуть не волновало. Богохульников потому, что они (по крайней мере, те, которые стали нашими друзьями) прекрасно знали о том, что обряд причащения предполагал, как минимум, три дня поста, исповедание в грехах, чтение дома из молитвослова трех канонов — Спасителю, Божией Матери и Ангелу хранителю и т. д. Ведали и о том, что к Причастию надо было готовиться, помириться со всеми, духовно и молитвенно ожидать радости общения и соединения с Христом.

Впрочем, к причащению коллективные возлияния никакого отношения не имели: это был грех, порожденный вожделением.

Тем временем визиты, подчас не совсем трезвых друзей в божий храм участились, они стали более продолжительными по времени, и, как следствие этого — церковные запасы божественного вина начали стремительно таять. Подобные «посиделки у Парамоши» не могли долго оставаться незамеченными диаконом храма, который и подтвердил для поклонников Бахуса справедливость народной поговорки: «Сколь веревочка не вейся...». Доходную должность «вожделевшего» заведующего производством храма пришлось-таки оставить и, естественно, покаяться.

...Сегодня действующие лица той неприглядной истории с улыбкой вспоминают о глупой, почти мальчишеской дерзости своей. Увы, некоторые уже «почили в бозе».

30. ХОРОШО, ЧТО НАС ТОРМОЗИТ СОЛОМОН!

Этот сюжет вполне можно было бы озаглавить как «Шутки предводителя», имея в виду Олега Петровича Литовку, который, благодаря своей шустрости, острому языку, солидной комплекции и, конечно же, организаторским способностям, стал «душой компании» еще на студенческой скамье. Будучи несколько повзрослее своих друзей и удачливее (в нелегкой конкуренции он завоевал сердце дочери адмирала, раньше в своем окружении стал доктором наук, профессором, а в впоследствии дослужился аж до директора академического института), он отличался искристым юмором, исходившим от него непрерывно, питая окружающих как бы по «цепи».