Профессорятник

В отличие от многих, он никогда не раскисал, умел радоваться жизни и редко жаловался на «темные силы», которые «нас злобно гнетут». Петрович никогда не считал себя пупом земли, бывало, подчеркивал, что он достаточно «побит, потерт и пожеван» жизненными обстоятельствами, чтобы не знать о своей цене. Сказать, что в науке он когда-нибудь работал как каторжник, значит погрешить против истины (на самом деле, он был менеджером, типа Лаврентия Павловича, естественно, с несравненно более чистыми руками и помыслами), но вот гулял с размахом, как настоящий соловей-разбойник. (Помнится, одна его фраза: «Выпивающие люди способны на то, что недоступно трезвенниками — это искренность», навела на серьезные размышления).

Много юмористических сценок было связано со студенческой бесшабашной юностью, воспоминания о которых дошли до моего уха. Приведу лишь одну. Однажды слоняясь в поисках приключений по Невскому проспекту, кажется, с В. Р., они «закадрили», как когда-то неинтеллигентно выражались в студенческой среде, двух возрастных «мочалок» и завалились к ним в гости, где то на углу Невского. «Мочалки» оказались весьма развязными и приставучими, с совсем непривлекательным интерьером (им, по воспоминаниям кавалеров, оставалось разве что «пришить хвосты»), они пучили бесстыжие глаза и откровенно требовали «любви», что, в конце концов, вывело из равновесия начинающих донжуанов. По мере того, как была съедена курица и, главное, опорожнена бутылка хереса, голубчики, спотыкаясь и толкая друг друга на крутой и, главное, темной «черной» лестнице, стремглав ретировались прочь. Но им вслед раздалась крайне оскорбительная фраза:

— А. еще мужики называются! Чтобы вашего бууу здесь больше никогда не было!

— VL присно не будет и вовеки веков, а за херес спасибо! — острили наглецы.

Будучи католиком, Олег Петрович с не меньшим энтузиазмом отмечал и православные, и иудейские праздники (пасхи, рождества и т. п.), а также революционные (1 Мая и 7 ноября), не без оснований полагая, что только отпетый контрреволюционер или тайный монархист может отказаться в эти дни от стопки.

Его юмор был тонким, особенным. Он умел разрядить обстановку даже в минуты скорби, даже тогда, когда провожали на погост тех, кто еще вчера был жив. Вспоминается, прощались на кладбище с Ю. П. Селиверстовым (президентом географического общества) и вспомнили о профессоре Слевиче Соломоне Борисовиче— известном полярнике, исследователе Антарктиды, который уже более 10 лет был прикован к постели, разбитый тяжелым параличом. Больной сохранял живой ум, источал оптимизм и с сильно нарушенной артикуляцией пытался даже напомнить гостям известные строки Бориса Чичибабина:

«Пусть наша плоть недужна И безысходна тьма, Нам что-то делать нужно Чтоб не сойти сума».

— Знаете, Ю. Н., — заметил Литовка, — лет нам тоже уже осталось меньше, чем эритроцитов в моче и каждый пук грозит инфарктом. Но, хорошо хоть, что нас тормозит Соломон, молодец мужик.

От неожиданного оборота речи пришлось улыбнуться (особенно мощным был глагол «тормозит»), хотя ситуация была явно не подходящая для этого. С другой стороны, в расширяющейся с каждым годом юдоли скорбей всех на погосте все равно не оплачешь.

Будучи уже тяжело больным, Олег Петрович не расставался с юмором, который, очевидно, помогал ему превозмочь свой недуг. Вспоминая предсмертную реплику еще пребывавшего в сознании генсека К. У. Черненко — «отперделсЛм (так писали некоторые «подпольные» издания), он был верен себе и «юморил» по этому поводу: «так Устинович отперделся же не приходя в сознание, а я ведь, слава Богу, все время был в своем». К сожалению, профессор верил, что бороться с недугом ему помогает вино, что было, увы, не так. Помнится, мы решили позвонить ему прямо с какого-то торжества. Его реакция была трогательной:

— Ах, мерзавцы, да вы никак навеселе? Я просил бы вас в нетрезвом состоянии порядочных людей не беспокоить по телефону. Мне противопоказан даже запах алкоголя, а от вас несет как от винной бочки — провода не обманешь.

В этом монологе весь профессор Литовка.

31. ЧИСТОБАЕВ О КОШАЧЬЕМ ИНТЕЛЛЕКТЕ