Оживившийся профессор, честно говоря, испытывавший слабость к напиткам высокомолекулярного состава, напряг уже сдававшее к этому времени зрение и пристально стал всматриваться в предлагавшийся студентом предмет прямоугольной формы. Уяснив, что речь идет об обыкновенной шоколадке, он хмыкнул и изрек фразу, над которой долго и ехидно посмеивались многие коллеги:
Конечно, эта прикольная реплика, абстрагируясь от ее недопустимо оскорбительной формы, имела двойной смысл, поскольку косвенным образом могла свидетельствовать об извращенном представлении профессуры о полезности (и бесполезности) студенческих подаяний.
(Кстати, алкогольные подношения на Руси и окрестных территориях давно приобрели ритуальный характер. Рассказывают, живший в Пярну поэт Давид Самойлов, когда к нему приходили графоманы со своими виршами, шептал на ухо своему приятелю:
Вспоминается и другая история, в которой в неприглядном свете выглядели уже наставники юношества. Она связана с одним из наших аспирантов, который еще в советское время на предложение позвонить по университетскому телефону в родной город маме и жене, неожиданно произнес следующее:
Признаться, автор был ошарашен этим прямолинейным, но, безусловно, политически и нравственно взвешенным ответом юноши. Профессор Соколов, с которым пришлось поделиться этой удивительной новостью, грубо заметил:
(В этой связи вспомнилась и такая прикольная история. В мерзкие годы начала 90-х, проводя вечерние занятия в институте экономики и финансов, автор решил пообщаться по служебному телефону с дочерью, находившейся в штате Нью-Джерси. Общение заняло около часа, и надо было видеть после этого разъяренное лицо профессора Успенского, получившего серьезный «втык» от главного бухгалтера учебного заведения. «Кабы знал этого подлеца-телефониста, вмазал бы ему без раздумий» — горячился заведующий кафедрой. «И правильно бы сделали, но, как говорится, не пойман — не вор» — торжествовал автор, еще не отвыкший тогда за государственный счет трендетъ, пускай и с собственным ребенком).