Но, случилось нечто ужасно-кошмарное: на следующее утро в лучах яркого солнца звезда на портрете небожителя предательски воссияла своим немеркнущим светом. (Как тут не вспомнить обильно замироточившую Икону Божией Матери «Умягчение злых сердец», находящуюся на аналое в Храме Христа Спасителя, при избрании 16-го Патриарха Московского и всея Руси). Находившегося подшофе после завершения выгодного заказа живописца буквально стащили с постели — изрядно струхнувшего и плохо соображавшего его погрузили обратно в «люльку» с тем, чтобы он «погасил» неожиданно вспыхнувшую звезду. На этот раз операция прошла успешно.
По дошедшим до нас слухам, осведомленные об этой истории товарищи, тогда надорвали животы от смеха. В печали оставался художник в ожидании оргвыводов.
Хотя, по-нашему, так Смольный обязан был не поскупиться и выписать премии обоим догадливым рационализаторам.
41. ЭХ, ХОРОШО ЖИТЬ НА УЛИЦЕ СВОЕГО ИМЕНИ!
Эта весьма забавная и явно авантюрная история, относится к восьмидесятым-девяностым годам, и живы кристально честные свидетели, готовые подтвердить ее невыдуманность, притом, за «просто так».
События развивались для кого-то смешно, для кого-то ужасно. Многие годы автор и его домочадцы жили-поживали на ул.
Жителей обуял тихий ужас. Откровенно говоря, нам не пришлось встретить в жизни ни одного человека, кто бы испытывал положительные чувства к «серому кардиналу» — второму после Брежнева лицу в партии и государстве, отвечавшему за работу средств массовой информации, цензуру, культуру, искусство, высшее образование и школу, за идеологическую подкованность и моральную устойчивость каждого из нас. Это еще что? Михаил Андреевич, не «стесняясь», отдавал приказы о взрывах кафедральных соборов и депортации народов, организовывал гонения на демократически настроенную интеллигенцию, изгнание Солженицына, ссылку Сахарова и т. п. Особое негодование у осведомленной части народа вызывало его маниакальное стремление заткнуть рот Высоцкому, как «вредному и опасному товарищу».
Конечно, вряд ли у III Интернационала «грехов» было меньше, чем у того же Суслова, но именно последний ассоциировался у нас с сонмом партийных самодуров, усердно «поливавших великодержавным дезодорантом пропотевший зипун» страны Советов, уже катившейся в тартары и остро нуждавшейся в реформах. Складывалась парадоксальная ситуация, когда надо было отстаивать прежнее, весьма сомнительное название улицы
Но, кто ж не знает, что отстаивать любую, даже праведную позицию в условиях властного единоначалия может только наивный идиот (как говорится, спорить с начальством — все равно, что мочиться в штаны на морозе — приятно только первые пять минут). Собранная в едином порыве разъяренных жителей петиция к властям города осталась и вовсе незамеченной, и вскоре улица официально приобрела распрекрасное название
Новый всплеск эмоций пришелся на ... привинчивание мемориальной доски в честь партийного вурдалака. Кажись, Талейран изрек примерно следующее: не следуй первому чувству — оно искреннее, а потому глупое. Так вот, первой реакцией было поручить сыну Игорю вместе с его другом Димой под видом строительных рабочих прийти в сумерках со складной лестницей и отвинтить, на хрен, злосчастную доску, а затем раздробить или смять в укромном месте с помощью обыкновенной кувалды. Но охлажденное здравомыслие подсказывало: не суйся в эту опасную авантюру — она чревата последствиями и, паче чаяния, приведет к уголовной статье, не говоря уже о подставе собственного ребенка. Этого нам только не хватало!