Профессорятник

Те, кому свезло в жизни общаться с такими творческими личностями как художники, знают, что они, как бы это поделикатнее выразиться, в жизни нередко чудят, бывают неадекватными и реализуют свой бунтарский нрав так, как им хочется. Судите сами: некая американка Кира Айн Барседь создает свои «нетленные» полотна с изображением неведомых планет собственной грудью, нанося краски на свой выдающийся бюст, индийский художник Ани пишет свои картины с помощью языка; калифорнийский живописец Крис Трумэн создал панно из нескольких сот тысяч мертвых муравьев, а вот австралийский художник Тим Татч, так тот вообще создает свои полотна инструментом, который и назвать-то при людях неприлично.

Не исключено, конечно, что каждый из них такой же художник, как из нас архиепископ Кентерберийский, который примас всей Англии. Но ведь были еще Магритт, Ван Гог, Врубель и десятки других, чудивших всю жизнь, веселивших публику и оставшихся при этом великими фигурами — если не гениями, то уж точно признанными талантами. Редко кто не знаком с дикими выходками «короля странностей» — Сальвадора Дали, превратившего свои причуды в свой фирменный бренд. Было это настоящее безумие или всего лишь ловкий расчет — поди ты, узнай теперь. Впрочем, с годами сложилось мнение, что в талантливом художнике сочетались оба эти качества, а, главное, он получал от своих выходок истинное удовольствие.

Никаких Ван Гогов и Врубелей в нашем общежитии № 3 на Мойке 48, где в шестидесятые обитало немало студентов художественно-графического факультета Герценовского института, нам встретить не довелось (хотя кто-то однажды назвал его «инкубатором одаренностей»). Но и эти ребята, в меру уже «окультуренные» Ленинградом, с обостренной психикой, часто удивляли своими поступками и разными эпатажными «штучками». Смотревшие на обыденный окружающий мир особенными глазами, иные из них поражали своей загадочностью, особенно когда на своих этюдниках не просто копировали действительность, а пропускали увиденное через свое сердце, свои мыли и чувства. Это были таинственные акты творчества.

А эпатажных «штучек» было немало. Отдельные юноши, разбудившие в себе ненароком эстетов, активно приобщались к богемной культуре, тем более что расцвет движения хиппи пришелся на конец 1960-х— начало 1970 гг. Конечно, до восточной мистики, и, тем более, до наркотиков (марихуаны, гашиша, ЛСД) дело, слава Богу, не доходило. Старались лишь отращивать длинные волосы, слушали рок-н-ролл (в особенности «7 got you babe» Сони и Ч.ер, кстати, в том числе, благодаря нашему магнитофону «Чайка»), намеренно неряшливо одевались, сами себе разрисовывали майки. Хорошие джинсы достать было практически невозможно. (Да и нынешние олигархи, Михаил Прохоров и Александр Хлопонин, в юности на пару варившие и продававшие джинсы, в то время еще не могли начать свой бизнес).

Один из выпускников, причудливый и эксцентричный — N, с окладистой бородой и пышными бакенбардами (он, кажется, умышленно косил под самого Карла Маркса), каким-то чудом избежав государственного распределения, сумел зацепиться за Ленинград, подрядившись дворником прямо на Невском проспекте, возле касс Аэрофлота. Заполучив полагающееся в таком случае дворницкое жилье (что и требовалось доказать), N был на верху блаженства, в ус не дул и, бывало, паясничал, орудуя метлой с навешенным на плечо этюдником, в котором хранились цветные и пастельные карандаши, краска, кисточка, ластик, точилка и т. д. Конечно, это делалось для понта. Именно в таком виде, да еще в майке с привинченным вузовским ромбиком (дело было в июле), «Маркс» был однажды запечатлен неким иностранным корреспондентом и вскорости появился на обложке .. .американского журнала «Тайм» (!) — едва ли не самого популярного еженедельного издания США.

О, Боже! Это был настоящий гром среди ясного неба (слово «шок» тогда еще не было в моде). Вокруг шептались, в перепуганном парткоме института воцарилась гнетущая атмосфера и явственно запахло «сероводородом», несколько иностранцев пытались у художника с метлой взять интервью, а сам он, витая в эмпиреях, на некоторое время ощутил себя звездой глобального масштаба. Но, увы, счастье длилось совсем недолго. Как и следовало ожидать, эпатажный выпендреж закончился для N весьма плачевно — он был оперативно вычислен кегебистами, взят за шкварник и молниеносно изгнан с «престижной» работы, естественно, с потерей служебных квадратных метров.