Профиль незнакомца

Каковы бы ни были мотивы Уишбоуна, я знала: Раузер и его детективы тоже могут стать мишенями. Уишбоун свернул с одной полосы на другую. Теперь его раздражали не только истцы по гражданским делам. Самой большой угрозой свободе убийцы был Раузер. Он возглавлял отдел расследования убийств, оперативную группу, и был противником, с которым убийца уже играл в кошки-мышки через переписку. Ни для кого не было секретом, что мы с Раузером близки. Из писем Уишбоуна следовало, что наши с ним отношения были сексуальными, как заявил Чарли в моем офисе в тот день, когда напал на меня.

Раузер пообещал мне, что теперь будет оглядываться через плечо.

Рано утром я встретилась в своем офисе со слесарем и позвонила Нилу, чтобы он встретился со мной и забрал новые ключи. Я сказала ему, что нам придется изменить наши привычки. Он больше не должен работать с открытой дверью. Дверь должна оставаться закрытой и запертой на замок. Слесарь последовал за мной обратно в «Джорджиэн», и к восьми тридцати все замки у меня дома были заменены на новые. Я заварила кофе, вычистила лоток Белой Мусорки, накормила и напоила ее, и, наконец, включила телевизор.

Убийство Доббса было во всех новостях. Телеканалы показывали пикантные интервью с ним, извлеченные из архивов. Это было мучительно даже для тех, кто не любил этого человека, как, например, я. Я думала о жене и детях Доббса, каково им было смотреть, как дикторы новостей описывали кровавые подробности его убийства и причиненных ему увечий. Мне было страшно представить, что они в этот момент чувствовали.

Почему мне не хватило опыта и ума предоставить полиции Атланты краткую, но емкую информацию, чтобы остановить этого убийцу, прежде чем тот нанесет новый удар? Этот вопрос тяготил меня. И еще один: неужели Чарли Рэмси и есть тот жестокий, кровожадный убийца, которого мы называем Уишбоуном?

Каким грубым, каким мерзким он был, когда схватил меня в моем кабинете… Какими холодными были его глаза, его хватка… Я вспомнила убийство Брукса и то, как я нашла избитого до смерти Билли Лабрека, представила себе ребенка Лэй Кото, как он входит в забрызганную кровью кухню, вспомнила аварию на шоссе, вспомнила Джейкоба Доббса.

Меня пронзил острый, как выкидной нож, страх. Я не хотела вечно дрожать за Раузера, за себя, за Нила или своих близких. Я не хотела так жить. «Начни сначала, – сказала я себе. – Ты ведь всегда так поступаешь, когда расследуешь дело, – идешь назад, к самому началу».

Я позвонила матери и попросила ее на несколько дней взять на себя заботу о Белой Мусорке. Эти двое заключили союз. Белая Мусорка принимает пригоршни «Паунса» и всего остального, что мать протягивает ей, бодает ее лодыжки и соглашается на сеансы объятий. Мать не одобряет ее имя и отказывается ее так называть. Вместо этого она называет ее Белая Китти, или Белянка, или Белоснежка.

Я сделала несколько телефонных звонков, очистила свое расписание на неделю и скинула на Нила столько работы, сколько он был готов взвалить на себя. Белая Мусорка последовала за мной в спальню и смотрела, как я вытаскиваю чемодан. Она прекрасно понимала, что это прелюдия к моему отъезду, и не оценила этого предательства. И теперь неотрывно смотрела на меня, злобно прищурив ярко-зеленые глаза.

Мой путь лежал на юг. Первые два убийства, приписываемые Уишбоуну, произошли во Флориде. Исчерпывающая виктимология по Энн Чемберс, первой известной жертве жестокого убийцы, отсутствовала. Файлы, доступные с того времени, были тщательно изучены заново, но личная жизнь Энн все еще оставалась под большим вопросом. Если убийства начались во Флориде, тому имелась причина. Похоже, Чемберс не имела отношения к нашей судебной системе. С ней, как с жертвой, убийца обошелся с величайшей жестокостью, проявил по отношению к ней наибольшую ярость.

Пятнадцать лет назад молодая женщина подверглась жестокому обращению, а затем сексуально изуродована. Схема была почти идентична вчерашнему убийству Доббса. Что бы это ни было, оно началось во Флориде. Мне нужно было знать почему.

Звук зуммера у входной двери никак не улучшил настроение Белой Мусорки. Она нырнула под кровать. Босиком, в шортах и старой футболке, я подошла к двери. Встав на цыпочки, чтобы посмотреть в глазок, поняла, что вижу своего бывшего мужа. Это было все равно что лизнуть палец и засунуть его в розетку. Кажется, я даже слегка выпучила глаза.

За время наших отношений не было ни единого случая, чтобы я смотрела на Дэна и ничего не чувствовала. Он всегда что-то будил во мне. То, что он будил, не всегда было позитивным, но всегда сверхнасыщенным. Я проглотила что-то вроде ватного тампона, застрявшего у меня в горле, и открыла дверь.

– Замерзла? – спросил Дэн и одарил меня своей обаятельной, невероятно белоснежной улыбкой. Я с великим неудовольствием поняла, что мои соски устраивают некий государственный переворот над моим здравым смыслом.