Профиль незнакомца

— Послушай, — сказал он, когда я закончила. — Мне нужно, чтобы ты выдвинула обвинения, чтобы мы могли взять его и немного встряхнуть.

— Выдвинуть обвинения в чем?

— Нападение, побои на сексуальной почве, попытка изнасилования.

Я ничего не ответила.

— Разве это не тот самый вид мошенничества, о котором ты говорила? — спросил Раузер. — Двойной образ жизни, сплошная ложь под слоями притворства. И тогда все встает на свои места — авария, розы… Ты подаешь иск, Доббс хочет, чтобы его допросили, а шеф ничего не может возразить по поводу твоего присутствия, так как именно ты подашь жалобу. Ты видела, как он двигался?

Раузера явно несло. Я даже по телефону чувствовала его энергию.

— Этот чувак выздоровел, Кей. Он оправился от аварии, но продолжил притворяться больным. — Раузер помолчал. — Ты не думаешь, что это он. — Это был не вопрос.

— Я пока не знаю, кто он такой, — тихо ответила я.

— Разумно, — сказал Раузер, но в его голосе слышалось напряжение. Мне уже доводилось слышать этот голос. Раузер, когда он пытается не взорваться. В данный момент предостережения ему не требовались. Он явно ждал, что я разделю с ним его волнение. Еще бы, ведь у нас наконец появился подозреваемый! — Но ты ведь согласна, что мы должны выяснить, кто он такой на самом деле?

— Да.

— Послушай, я понимаю, что тебе нравится этот парень. Нам всем нравился Чарли. Жалкий безобидный Чарли, верно? Не потому ли ему открывают дверь?

Это началось как озноб, как дрожь, затем стало электрическим разрядом. Она открыла дверь и улыбнулась.

Глава 24

Когда мы прибыли в восточную мэрию, система кондиционирования воздуха не работала уже пару часов. На третьем этаже стояла жарища, как на кухне ресторана. Задействовав свои таланты ищейки, Раузер обнаружил в чулане парой этажей ниже напольный вентилятор и утащил его, прежде чем на него успел наложить руки кто-то другой. Вентилятор был металлический, ржавый, он скрипел при каждом полном обороте и шелестел бумагами, которые Раузер придавил к столу пепельницей в комнате наблюдения, где за односторонним зеркальным стеклом я ждала с ним и детективами Энди Балаки и Бритом Уильямсом. Раузер считал наличие вентилятора в комнате для допросов излишеством. Ему нравилось, когда там жарко. Он даже летом не прочь включить отопление, чтобы никому не было слишком комфортно.

Мы воспользовались комнатой наблюдения № 3. Центральная часть стены была превращена в одностороннее зеркало, но, если не считать этого дополнения, она выглядела как и большинство облезлых старых офисов в здании. Окна вдоль задней стены пропускали свет и выходили на Норт-авеню.

Стены были блевотно-зеленого цвета с заплесневелой зеленой филенкой. Краска отслаивалась, стоило хоть чуть-чуть прикоснуться к ней. У нас на длинном столе были три монитора, на тот случай если мы решим смотреть допрос таким образом. Видео было также доступно в кабинках у детективов, где у них имелся выбор, за какой из комнат вести наблюдение — 1-й, 2-й или 3-й. Раузер нервно расхаживал взад-вперед, ожидая, когда приведут Чарли.

— Где наш всемирно известный профайлер? — спросил детектив Брит Уильямс, потянувшись за чашкой кофе.

— Пытается припарковать где-нибудь своего белого коня, — с ухмылкой сказал Балаки.

— По идее, он должен быть здесь. — Раузер посмотрел на часы и бросил взгляд на меня. — Но, похоже, он чувствовал себя довольно паршиво.

— Я не буду возражать, если он просто останется в своем милом гостиничном номере, потому что если б мудаки могли летать, Доббс был бы семьсот шестьдесят седьмым «Боингом», — парировал Уильямс, сражаясь со старыми окнами. Те явно одерживали победу. — И давно эти сволочи закрыты? Лет сто? — Его белая рубашка прилипла к спине.

Он нажимал на окна, постукивал по краям, водил по ним руками, пытался с силой повернуть рукоятку. В углу одного из окон его пальцы нащупали массивный комок липкой паутины, и Уильямс громко выругался и попытался найти, чем бы их вытереть.

— Эй, Эйнштейн, — сказал Балаки. — Та штука внизу, что похожа на локоть, это замок. Подними ее вверх, и окно откроется.

Уильямс снова выругался, поднял замок и повернул ручку. Окно разделилось на три части и открылось на улицу. Внутрь ворвался горячий ветер, и наши носовые пазухи наполнил химический воздух Атланты. Мои глаза засаднило. Внизу, на Норт-авеню, солнце безжалостно обрушивалось на море автомобилей, ползущих сквозь полуденный зной, отчего казалось, будто улица мерцает и подрагивает, как вода. Это выглядело фальшиво.

Балаки подошел, засунув руки в карманы, и немного постоял, глядя вместе со мной вниз.

— Видишь клинику диализа через улицу? Вчера я заметил парня, который мочился на парковке. Что-то в этом мне не понравилось, ты знаешь?

Открыв все окна вдоль западной стены, Брит Уильямс пододвинул стул к столу и сел лицом к стеклу. На его очень черной коже блестел пот. Он закатал рукава рубашки и расстегнул воротничок. В столь небрежном виде я еще ни разу его не видела. Он положил перед собой блокнот, достал из кармана рубашки ручку и несколько раз щелкнул ею большим пальцем.