Проглоченный

Проводя вместе многие часы, мы играли в нашу игру. Иногда я позволял ему это. И она ему нравилась больше всего.

– Что такое человек? – спрашивал он.

– Я – человек.

– Научи меня быть человеком.

Я не мог убедить его только словами. Мне надо было ему показать. Продемонстрировать.

– Если хочешь быть мальчиком, сиди ровно.

– Ну вот! – И он со скрипом выпрямлял спину.

– Этого недостаточно. Ты должен хорошо себя вести, а иначе буду тебя бить.

– Ладно. А что потом?

– Надо помолиться.

– Помолюсь.

– Отлично: начинай, я послушаю.

– Дорогой папа, возлюбленный баббу, несчастный папочка, пожалуйста, отопри дверь. Аминь.

– Я не могу выпустить тебя на улицу. Ты же убежишь.

– Не убегу. Обещаю.

Я внимательно смотрел на его нос. Он не стал длиннее. На всякий случай я его измерил. Четыре дюйма с хвостиком. Ребенок.

И мы продолжали игру.

– Дети ходят в школу.

– И я буду ходить в школу.

– Они учат уроки.

– Тогда я тоже буду учить.

– Но это же смешно! – рассмеялся я.

Но вот что я вам скажу: в моей голове зародилась идея.

– Я бы хотел попробовать. Прошу тебя!

– Ты убежишь!

– Нет, нет, не убегу!

Я смотрел на его нос. И снова измерил. Все те же четыре дюйма с хвостиком.

– Нет, – вынес я окончательный вердикт.

– Помоги же мне! Ты же можешь мне помочь! Отец, я знаю, ты можешь.

У меня не осталось никаких других доводов, поэтому я сделал единственное, что пришло мне на ум: запер его дома и вышел прогуляться. На воздухе я мог подумать. Мне в голову пришли кое-какие мысли.

Я шагал по улице и, должен признаться, стал мечтать о деньгах – о больших деньгах, – которые могли бы мне легко достаться. Почему бы и нет? Я заслуживал их после всех долгих лет жизни в нужде, разве нет? Я же был мастером, только я. Но сначала мне требовалось кое-что сделать. Чтобы заработать, следует вначале хоть немного вложить, решил я и, взяв свое пальто, отнес его синьору Паоли, владельцу самого большого магазина в Коллоди, где можно было купить все что душе угодно, – и продал ему. А на вырученные за пальто деньги купил там же у Паоли поношенную детскую одежду и еще кое-что: школьную азбуку. И – ну, не глупец ли я! – все это принес домой.

Мы покупаем для детей одежду, чтобы она была им впору, верно? Я показал ему одежду, и его деревянные глазки округлились. Он протянул руки и надел на себя обновки: они оказались ему немного велики, но почти в самый раз. Увидев его одетым, я умилился до слез. Теперь, в стареньких коротких штанах и в рубашечке без воротника, он выглядел как обыкновенный ребенок. Было так радостно наблюдать, как вырезанный из полена мальчик листает учебник. Да, подумал я, вот тебе испытание: если отвести этого соснового человечка в школу, как на него отреагируют другие дети? Равнодушно они к нему не отнесутся, это уж точно. Они распустят о нем слухи. Деревянный мальчик станет знаменитостью. Сначала в Коллоди, а потом и во всем мире. А вместе с ним прославлюсь и я.

Да, это будет удивительное предприятие.

В тот момент я совершенно не чувствовал опасности – тогда еще нет.

Я вывинтил шуруп из его спины.

– Тебе это больше не нужно, мой малыш.

И тогда мой мальчик (я уже называл его мальчиком, вы заметили? По крайней мере, меня это уже не коробило), да-да, отправится в большой мир – мое творение, мой манекен.

– Пора тебе пойти в школу, мой сосновичок.

– Папа, а как меня зовут? Мне же нужно имя, если я буду ходить в школу.

– Кукла.

– Это не имя.

Деревянное чудо-юдо, подумал я. Призрак, зачатый одиночеством. Диковинное существо, чудо и проклятие. Полено-привидение…

Но я сказал:

– Щепка, короед, опилка, стружка, лучина, хворостина, дранка, сосновик… Да, твое имя должно быть производным от сосны, Пино[2]… Пиносперо, Пиносидо, Пинорицио… нет, просто Пино. Ты же сделан из сосны. А уменьшительно тебя можно звать… семечко. Пиноккио, то есть Сосновое семечко[3].

– Пиноккио? – в восторге переспросил он.

– Да, ты будешь Пиноккио.

– Пиноккио!

– Пора идти в школу, Пиноккио.

– До свидания, баббу.

– До свидания, Пиноккио.

Я отворил дверь, и солнечный свет веером ударил снаружи, и я глядел, как он шагает в большой мир. Озаренный солнцем. Он шагал по улице в сторону школы, удаляясь от меня.

Я смотрел, как ветер теребит его одежду, словно ветер считал его одним из нас. Мне было приятно думать, что я создал творение, которое прокладывало себе путь своими ногами. Что ж, думал я, он меня прославит. Я буду прославлен как творец живого существа. И наверное, я разбогатею. Я смотрел, как он идет, какая у него затвердевшая походка, как его деревянное тело пытается притвориться человеческим. Ну и ну. Он шагал так, словно был плоть от плоти нашего мира. Я не позвал его назад, и он со скрипом двигался прочь, а я молча смотрел. Это зрелище чуть не разбило мне сердце. Он, державший свою азбуку под мышкой, казался таким воодушевленным, словно был ровней всем и каждому. Да, он ушел, мой шедевр! Он ушел в школу.

И не вернулся.

Я его так ждал. Но он не вернулся. Моя жизнь была кончена. Я снова остался в одиночестве.