Разумеется, профессор Мант видел все. Недавно я побывал на одной из его лекций (на которых он порой радует студентов, демонстрируя настоящие орудия убийства), посвященной работе по разоблачению бесчеловечных экспериментов нацистов. Эксгумируя останки и опрашивая выживших и подозреваемых, Мант доказал, что (помимо бесчисленных других немыслимо жестоких экспериментов) офицеры СС стреляли в ноги детям, после чего позволяли распространиться в ранах инфекции, чтобы изучить развитие гангрены и попытаться выработать новые методы ее лечения.
С первого взгляда с лежащим перед нами телом не было ничего необычного. Мужчина из Пекхэма по имени Гарри Джонсон, семидесяти трех лет, скорее всего, убитый одиночным ножевым ранением в живот. Экстраординарным в этом преступлении был убийца, ожидавший в тот момент допроса в полицейском участке Саутуарка.
Ему было всего десять лет.
Даже в случаях очевидной причины смерти необходимо делать вскрытие: у жертвы, например, мог случиться сердечный приступ, который и оказался настоящей причиной смерти.
Мальчик, оказавшийся опытным вором-форточником, проник в дом мистера Джонсона в предрассветные часы прошлой ночью, забравшись по водосточной трубе на заднем дворе и проскользнув внутрь через открытое окно. Тогда-то жена Гарри, Бернис, шестидесяти восьми лет (они прожили вместе сорок лет), и услышала какой-то шум. Когда она пошла проверить, в чем дело, мальчик побежал на первый этаж, где его попытался остановить мистер Джонсон. Мальчишка достал нож и ударил им мистера Джонсона в живот. Мистер Джонсон умер от потери крови в машине скорой помощи по дороге в больницу Гая – все это время Бернис держала его за руку. В подобных случаях всегда требовалось проведение вскрытия: у мистера Джонсона вполне мог случиться сердечный приступ, который его и убил, и адвокат защиты тогда бы заявил, что жертва могла бы и пережить ножевое ранение, тем самым переквалифицировав умышленное убийство в неумышленное.
Тем не менее профессор Мант подтвердил, что в данном случае причиной смерти стало кровоизлияние из-за колотой раны в поперечной ободочной кишке. В свои десять лет мальчик только достиг возраста наступления уголовной ответственности, и после признания вины его приговорили к неопределенному сроку в колонии для несовершеннолетних, продолжительность которого должны были определить психиатры.
Мое собственное психическое состояние тем временем становилось все более опасным. Казалось, стараясь со всем справиться, мой мозг попросту отключил центры, отвечающие за эмоции, и с каждым днем я становился все более черствым. Со стороны все выглядело так, будто я прекрасно справляюсь: я приезжал на вызовы и задерживался допоздна в морге, чтобы убрать. Я вовремя заполнял все бумаги и иногда даже находил время на чтение лекций по работе морга больничным медсестрам и экстренным службам.
Мне действительно нравилась моя работа: это было единственное, чем я когда-либо хотел заниматься, и единственное, что увлекало меня по-настоящему. До нервного срыва.
Среди всех боро Великобритании морг Саутуарка был одним из самых – если не самым – сложных в управлении, однако, несмотря на нехватку персонала, и уж определенно нехватку компетентного персонала, морг каким-то чудом держался – едва-едва, – и я старался производить впечатление, будто наслаждаюсь своей жизнью в процессе.
После смерти профессора Джонсона мы с профессором Мантом стали регулярно работать вместе. Профессор Мант, со своими аккуратно подстриженными усиками поверх поджатой верхней губы, решительным голосом – во рту у него часто можно было увидеть одну из его фирменных сигар – и неограниченными знаниями вкупе с любовью к работе (которой он продолжал заниматься, несмотря на мучительные боли в спине), был подлинным источником вдохновения.
Я всячески старался соответствовать его уровню. И мне действительно нравилась моя работа: это было единственное, чем я когда-либо хотел заниматься, и единственное, что увлекало меня по-настоящему: между тем, теперь от моего увлечения ничего не осталось.