Prognosis bona (СИ)

- Вы не допускаете возможности того, что этот парень – целитель по природе? Я не видел, чтобы ему давали что-то сделать руками, кроме как работать мальчиком на побегушках, а на это следует смотреть в первую очередь. Я не был бы так категоричен, мистер Милтон, иначе мы с такой же легкостью могли бы подвергнуть сомнению ваш якобы природный дар, - Габриэль услышал его усмешку, после чего удивился тому, как легко он представлял лицо этого ординатора. Пожалуй, он ему нравился даже больше, чем Сингер. Именно как врач, разумеется. – Я за то, чтобы дать парню месяц.

- Что-то мне подсказывает, что это не будет лишним, - подтвердил его слова Сингер. Высказались и остальные, после чего Габриэль понял, что теперь двадцать с лишних врачей разного профиля ждут от него чуда, хотя он даже уколов ставить не умеет. Мгновенно отпрыгнув от двери и едва не сбив с ног Дина, он оказался на скамейке первым и тут же принял незаинтересованный вид, словно бы глубоко задумавшись. Он и впрямь задумался – он понял, что ни разу не видел, как этот шотландец ходил к пациентам. Теперь и не увидит – он должен быть при этом Винчестере с утра до ночи весь месяц своей официальной практики. Вот попал так попал.

- Я думаю, все мы понимаем, что это нетрадиционная медицина, - произнес шотландец, когда Дин постучал и зашел в ординаторскую. Он только склонил голову, разглядывая Винчестера без особого интереса. На нем был черный костюм, что было против всяких правил, но на нем это выглядело гораздо естественнее. На нем черный цвет не давил и не наводил на плохие мысли. – Мистер Винчестер, я хотел бы обговорить это и с вами. И с тобой, Габриэль, раз уж тебе так повезло, - ирония не звучала в голове, но промелькнула во взгляде. Сингер улыбнулся в бороду, поправив шапочку. – Традиционная медицина считает, что тело человека подобно машине, тогда как врачи более… творческие верят, что прежде всего душа человека, а не тело. И те, и другие полные идиоты, потому что человек – есть человек, - Винчестер усмехнулся, сложив руки на груди. Габриэль засунул неловко руки в карманы. Лишь бы не начал умными словами говорить. Почему-то все считают своим долгом задать вопрос в стиле «а при ХОБЛ насколько велик шанс умереть», если ты еще на первом курсе, а ты можешь только послать его на латыни. – Мне повезло работать на отделении, где есть те, кто считают, что человек – это все-таки не тумая биомасса, а потому в каждом случае требуется индивидуальное лечение. Бывает и так, что человек даже без сознания легко доверяется одному и не выносит другого – инстинкты сложились раньше, чем полноценное мышление, как не нужно сознание, чтобы ходить, допустим, в туалет. Это невозможно объяснить, но можно использовать. То, что мы выбили для вас этот месяц означает не доверие лично к тебе, Габриэль, но лишь надежду, что ты сделаешь все, что можешь, независимо, есть в тебе дар или нет, - Габриэль остро ощутил, что нет, но на всякий случай кивнул головой. Разве что руки не дрожат, да от крови не падает в обморок. – За этот месяц тебе придется многому научиться, как и вам привыкнуть, что ваш брат просто не может осознать, что он здоров по всем параметрам, - обратился он к Винчестеру, - а это значит, что он должен ощущать ваше присутствие, если оно помогает. Я боюсь, что нам так же придется попросить тебя, Габриэль, провести в этой палате несколько суток на первое время, чтобы он перестал реагировать тахикардией, пусть это и замечательно. Тахикардия вызвана активацией – притом сознательной – сосудодвигательного центра, который в подобном положении, как у него, мог спровоцировать биение сердца в повышенном ритме в ответ на проблеск эмоции или чувства. Может, вы ему напоминаете кому-то. Может, ваша энергетика кажется ему знакомой или просто приятной, - Габриэль случайно увидел, как поморщился Винчестер. Смутное подозрение зародилось в нем, но он промолчал. – Помните, что любое лишнее болевое раздражение ухудшит его состояние, но при этом если оно необходимо, вам и только вам удастся как-то удержать его во время этой боли. Случались ли с ним травмы в детстве?

- Он в детстве упал с кроватки и ударился головой так, что вынужден был месяц лежать без движения. Он еще два месяца отказывался разговаривать вообще, - проговорил неуверенно Дин. – Я плохо помню, я был маленьким. И меня бесило, что именно мне нужно за ним ухаживать. Мне было лет десять, наверное.

- Спасибо за честность, - довольно искренее поблагодарил его шотландец. – Вероятно, это психологическое нежелание снова видеть ваше раздражение, вполне возможно, что он не хотел бы о чем-то вам говорить настолько сильно, что ощущая ваше присутствие, не хочет приходить в себя, и тогда вам нужно будет не приходить. Я не знаю. Мы почти ничего не знаем о психологических особенностях больного. Есть какая-нибудь возможность узнать о том, была ли у него какая-то проблема до травмы?

- Габриэль уже спрашивал меня, я не смог вспомнить, - признался он, и на этот раз он как будто бы чего-то не договаривал.