Журналист знал всех. Единственная дама, которую он не смог назвать, была Оля Малевич, пришедшая на похороны брата, естественно, не в образе Эфигении, а просто в черном платке…
Примерно часа через полтора гробы погрузили на специальные каталочки, доставили к двум зияющим ямам и при помощи специальных машинок опустили вниз. По крышкам застучали мерзлые комья, над погостом с карканьем носилась стая ворон, и стоял жуткий, пронизывающий холод.
– Попрошу всех в концертный зал, – крикнул Жора, – помянем усопших по русскому обычаю.
Чинно переговариваясь, без суеты и спешки, толпа потекла в указанном направлении.
– Пойдем хлопнем водяры, – шепнул мне всезнающий журналист, – прямо задубел весь, экая стужа, словно не ноябрь, а февраль!
Я открыла было рот, чтобы соврать про срочную работу, но тут увидела, как от монолита толпы отделилась высокая фигура в черном и быстрым шагом направилась к выходу.
– Это кто? – дернула я за руку своего информатора.
– Не знаю, – прищурился тот, – впервые вижу, ну и рост у бабы, однако, метр семьдесят пять, не меньше. Это кто же у нас баскетболистка, ума не приложу. Ничего, сейчас увидим. Эй, девушка, – заорал он, – погодите минутку, снимочек для светской хроники сделаем!
Женщина на секунду оглянулась, и я увидела, что ее лицо закрывает плотная черная вуаль.
– Постойте, – надрывался парень, размахивая фотоаппаратом, – завтра опубликуем. Ну куда же вы? Девушка!
Но женщина бегом кинулась на улицу, я за ней. Но, очевидно, это был не мой день. Правая нога споткнулась о камень, левая подвернулась, и я упала. Правда, я тут же вскочила и подлетела к воротам, но увы! Как раз в этот момент от забора стартовали «Жигули» нежно-голубого цвета с номером 267. Я обреченно смотрела им вслед.
– Это не из тусовки, – уверенно заявил журналист, – из посторонних…
– Откуда знаешь? – пробормотала я, отряхиваясь. – С чего решил?
– Господи, – подскочил парень, – да они все только меня с аппаратом увидят, мигом в позу становятся. Ворчат, правда: «Ах как эта пресса нам надоела!» Но сами прямо в объектив прут, а эта удрала!
Я влезла в маршрутку и поехала в Москву. Настроение было препаршивое, неужели упустила убийцу?
Чтобы согреться, я зарулила в кафе «Ростикс», проглотила, не жуя, сандвич «Великан», салат и запила все восхитительно горячим кофе. Ладно, не станем придираться к его качеству, главное, что он просто кипел в стаканчике и замечательно согрел заледеневший организм.
Прямо перед моими глазами висели часы. Ажурные стрелки показывали ровно час. Я встала и пошла к метро. Бывшая стрип-танцовщица Лена скорей всего сейчас дома, девица привыкла ложиться в шесть утра и вставать тогда, когда все приличные люди давным-давно пообедали.
Подъезд дома, где жила Лена, вновь неприятно поразил меня убожеством. Пол тут был грязным до безобразия, кнопки в лифте чернели обгорелыми кусками, в кабине воняло мочой, а потолок покрывали пятна копоти. Какой-то идиот водил по нему зажженной зажигалкой.
Стараясь не дышать, я доехала до нужного этажа и позвонила в дверь. Но никто не спешил на зов. Значит, противная девица успела умотать. Я покосилась на соседние двери, вытащила из сумочки пилочку для ногтей и поддела язычок хлипкого замка. Сделав какую-то вещь в первый раз с дрожью в руках, вторично повторяешь те же действия абсолютно спокойно. Честно говоря, я страшно не люблю держать у себя чужие деньги, а бегать без конца к Леночке неохота. Так что просто оставлю доллары на видном месте и напишу записку.
В квартире стоял какой-то не слишком свежий воздух, наполненный знакомым, но неприятным запахом. Я подергала носом, но так и не поняла, чем пахнет. На кухне царил дикий бардак. Практически все шкафчики были раскрыты, скудные запасы вперемешку со столовыми приборами валялись на столе, подоконнике и в мойке. Там же стояло несметное количество грязных чашек, тарелок и пустых бутылок. Повсюду виднелись блюдца, которые гости использовали вместо пепельниц. Надо же развести в доме такое свинство!
Я разгребла на столе чистое пространство, выложила аккуратно доллары, придавила их сахарницей и стала искать что-то похожее на кусок бумаги. Но в кухне ничего не нашлось, ни газеты, ни журнала, ни блокнота.
Надеясь обнаружить листочек в комнате, я шагнула через порог, опять удивилась странно-знакомому аромату и отметила, что в гостиной творится еще худшее безобразие, чем на кухне. Повсюду валялись вещи: кофточки, юбки, брючки… Прямо посередине круглого стола лежали скомканные колготки, а со спинки стула свисал красивый, кружевной, но не слишком чистый лифчик. Вот грязнуля! Конечно, у нас дома никогда не бывает идеального порядка, но подобного безобразия не случается. И где тут может быть бумага? Есть ли она вообще в этом доме, хоть какая-нибудь, кроме туалетной… А что, это идея!
Я развернулась и пошла в ванную, толкнула дверь, машинально заметила, что противный запах тут просто невыносим, опустила глаза вниз и… зажала себе рот обеими руками, чтобы не заорать от ужаса.