Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

 — Когда? — по-прежнему не понимал Мишка. — Я женщин никогда не бил. Да и «виртуозов», признаться, тоже. Но как иначе можно поступить с «виртуозом», который в нашем доме позволяет себе одеваться в женское платье и тем самым вызывать у мужчин нечестивые помыслы?!

 — Полагаю, женщина, одетая в мужское платье, вас больше устраивает? — язвительно спросила Доменика.

 — Нет. Всё должно быть как положено и на своих местах, — высказал своё мнение Мишка.

 — Вот и отлично, — подытожил я. — Поэтому не мешай своей будущей невестке одеваться здесь так, как полагается её полу, — с этими словами я впервые публично поцеловал Доменике руку, отчего та немного покраснела.

 — Да что здесь происходит?! — схватился за голову Мишка.

 — Ничего такого, что не вписывается в окружность, — с сарказмом ответил Стефано.

— Синьорина Доменика Мария Кассини — моя невеста, — спокойно ответил я, смотря прямо в глаза опешившему от удивления Мишке. — Ещё раз хоть пальцем тронешь — убью и закопаю в клумбу. Пойдём отсюда, любимая, — обратился я к Доменике, взяв её под руку.

 — Стойте! Я… я ошибся! — крикнул нам вслед юный князь. — Сашка, прости, я… не того… бес попутал.

 — Прощение проси не у меня, а у неё, — холодным тоном ответил я, хоть мне и было несказанно жаль бедного Мишку, который не смог справиться с приступом юношеского максимализма.

 — Простите, синьора Доменика, — опустив глаза в пол, сказал Мишка. — Я виноват.

 — Господь простит, ваша светлость, — с этими словами Доменика подошла к младшему Фосфорину и нежно обняла за плечи. — Мне очень жаль, что вовремя не сказала вам правды. Боялась, что вы расскажете об этом во Флоренции.

 — Делать мне больше нечего, — проворчал Мишка, освобождаясь из объятий будущей невестки. — Но только вы… это… отцу не говорите. Он розгами больно дерёт.

 — Честное «виртуозное», — с улыбкой ответил я, после чего все дружно отправились пить чай в беседку, где мы с Доменикой поведали Михаилу Петровичу обо всех злоключениях синьорины Кассини и интригах коварного кардинала Фраголини.

Отъезд на Родину запланировали на середину августа. К тому времени наш архитектурный шедевр под названием «баня», совместными усилиями старшего и младших князей Фосфориных, был полностью достроен и готов к дальнейшей эксплуатации.

 — Наконец-то нормально можно помыться будет, а то всё в тазу, как цыгане! — прокомментировал ситуацию Пётр Иванович. — К концу недели баню растопим. И чтобы все были, без исключения. Кто не придёт — лично окуну в бочку!

 — Как страшно! — с сарказмом ответил я, вспоминая день Нептуна в одном известном мультике. — Не волнуйтесь, гидрофобов здесь вроде бы нет. Вон, Стефано даже собирался искупаться в Тибре, но ваш вредный сынуля ему не позволил!

 — Отлично. Вымоешь, наконец, своего товарища-математика. Такие роскошные волосы, а от грязи словно сосульки свисают!

 — Непременно, — пообещал я, а сам подумал: «Это вы ещё не видели моего однокурсника Даню, который с лёгкой подачи Майи Генриховны получил кличку «Боб Марли», потому что целый год ходил с дредами. Правда, потом благополучно их сбрил».

«День Нептуна» планировался в воскресенье вечером. По словам Петра Ивановича, всё было готово, не хватало только обязательных для мероприятия берёзовых веников. Но, поскольку берёзы в окрестности не росли, то было решено использовать то, что есть. В итоге, за пару дней до мероприятия Кузьма явился в резиденцию с целыми букетами из листьев… платана.

 — Что ж, и это неплохо, — заметил князь. — Платановые листья немногим отличаются от берёзовых, хоть это и не совсем то.

Но вот дальше действительно возникли проблемы. Дело в том, что до девятнадцатого века в банях не было разделения на мужскую и женскую. А в Италии того времени и подобных вещей не было, поэтому мне пришлось в очередной раз выступить посредником между обеими сторонами: князем с его старыми взглядами и нашими итальянками, которые стеснялись всего и вся.

 — Так и быть. Сначала их очередь будет, потом — наша.

Но как оказалось, проблему решили не до конца. На этот раз вопли возмущения посыпались от Мишки, который наотрез отказывался делить баню с «виртуозами» — мной и Стефано. В связи с чем князь отвесил сыну свой фирменный подзатыльник и пригрозил розгами. Мне было жалко парня, который и так до смерти боялся кастратов, а теперь ещё ему предстояло лицезреть все изъяны собственными глазами. Но в то же время я понимал и Петра Ивановича, который стремился выработать у Мишки иммунитет на таких, как я.

 — С подобными взглядами тебе в Италии делать нечего. А жить тебе здесь придётся, — аргументировал свою позицию Пётр Иванович.