Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

На тот момент князь как раз договорился насчёт Мишки и Элизабетты, приняв в очередной раз оптимальное решение: оставить младшего сына и невестку в Италии. Как я недавно узнал, этот старинный особняк принадлежал покойной тёте Петра Ивановича, Агафьи Алексеевне (или как её называли в Италии — донна Агата), которую ещё в прошлом веке, пятнадцатилетней девушкой, выдали замуж за какого-то местного престарелого князя. Детей у семейной пары не было, родственники мужа давно умерли, поэтому Агафья завещала дом старшему племяннику, а тот, в свою очередь, переписал его на своего младшего сына.

Часов в семь или восемь вечера Кузьма сообщил, что баня уже растоплена. Надо сказать, что по тем временам посещение бани было не просто обыкновенной процедурой, но настоящим мероприятием с обязательным застольем в предбаннике. Поэтому к нашему приходу там уже был накрыт роскошный стол, за который планировалось сесть сразу же после банной процедуры.

Доменика, надо сказать, отказалась от посещения парилки, сославшись на плохое самочувствие. На самом деле она просто не хотела раздеваться в присутствии Паолины: несмотря на то, что на тот момент княжна Фосфорина уже знала об истинной сущности маэстро Кассини, Доменика, вследствие строгого консерваторского воспитания, считала неприемлемым показывать своё тело посторонним. Исключением был разве что я, которому, как будущему супругу, она позволяла многое.

Поэтому мы со Стефано приготовили для неё ванну в её комнате. О, моя возлюбленная ещё не знала, что в спальне её ждёт небольшой сюрприз в виде той самой греческой галеры, наполненной тёплой водой с маслом чайной розы и гвоздики, которые Стефано по просьбе Доменики привёз из столицы. Меня всегда удивляло пристрастие синьорины Кассини к разного рода эфирным маслам, которые она так любила добавлять в ванну. По её словам, они помогают расслабиться и снять напряжение.

 — Спасибо, Алессандро, — промурлыкала мне на ухо Доменика, когда я зашёл её навестить. — Ты просто чудо.

 — В этом не только моя заслуга, но и дона Пьетро, — напомнил я ей, осторожно касаясь под водой горячими ладонями мягкой и выпуклой груди Доменики. — Без его помощи и советов я бы ничего не смог построить. И, конечно же, Стефано, который привёз из Флоренции пузырьки с маслом.

 — Тогда — вы трое, — улыбнулась Доменика и, обняв меня мокрыми руками за плечи, нежно поцеловала в щёку, отчего я, одурманенный запахом розы и гвоздики, просто утонул в её глубоких серо-зелёных глазах…

Оставив возлюбленную ещё какое-то время нежиться в тёплой воде, я поспешил в баню, где меня уже ждали родственники и товарищ. Паолина, завернувшись в полотенце, вышла из парилки, после чего настала наша очередь. Стефано, по настоятельной просьбе Петра Ивановича, всё-таки вымыл свою густую шевелюру так, что она стала шелковистой и блестящей — хоть сейчас же в рекламе какого-нибудь американского шампуня снимай! После чего ему вручили веник, но он явно не понимал, что с ним надо делать. Пётр Иванович изъявил желание ему помочь:

 — Синьор Альджебри, прошу вас лечь на скамью, повернувшись на живот, — обратился князь к Стефано.

 — Как? Прямо здесь? — опешил Альджебри. — При Алессандро и Микеле?..

До Петра Ивановича дошло только через несколько минут, в то время как я уже хотел надавать сопранисту по башке за его порочные мысли. В итоге, Стефано по-быстрому помылся, и мы выставили его в предбанник, оставшись чисто в фосфоринской компании — я, Мишка и Пётр Иванович.

На самом деле, это был тот ещё кошмар: князь так отдубасил меня платановым веником, что с меня будто бы вся кожа слезла. Потом, правда, князь и Мишку отдубасил, а затем они поменялись, и мнимый брат, уже менее уверенно, отшлёпал батьку веником по спине. Но я это созерцал уже со скамьи, с трудом приходя в себя. Голова кружилась, было трудно дышать. Кажется, у меня опять «поехали» сосуды. Ох, хоть бы не помереть раньше времени, причём, в столь нелепых обстоятельствах!

Вскоре вся наша компания собралась за столом в предбаннике. Надо сказать, только у меня хватило ума надеть рубашку и панталоны, дабы не смущать девушек. У остальных же вид был не очень-то пристойный: князья Фосфорины и «виртуоз» Стефано лишь в простынях, обёрнутых вокруг талии и перекинутых через плечо, Паолина — тоже в простыне, которую обернула так, что большая часть декольте выступала наружу, а сама ткань предательски прилипла к чувственным изгибам женской фигуры. Все четверо в таких одеяниях напоминали античные скульптуры. Так, Петра Ивановича я сравнил с самим грозным Нептуном, главным виновником торжества, Паолину — с изящной и девственной Дианой, Мишку — с юным героем Персеем, а Стефано… э… ну, пусть будет Адонисом.

Этот римский «Адонис» будто специально повязал простыню пониже на бёдрах и сел за стол рядом с Паолиной, предприняв тем самым неудачную попытку соблазнить невинную девушку. Однако её сердце уже было занято, и она лишь отодвинулась и принялась за закуску, с особым наслаждением попробовав то, что приготовил её возлюбленный.