Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Не хватало только моей прекрасной Минервы, но вскоре и она присоединилась к нашей компании. Однако я напрасно надеялся увидеть свою сказочную фею в античном одеянии: Доменика проявила истинное целомудрие, облачившись после ванны в свой старенький зелёный халат, который до такой степени скрывал всё, что можно и нельзя, что было непонятно, кем является его обладатель: женщиной, мужчиной или «виртуозом». Доменика сидела напротив меня и на протяжении всего застолья ворчала по поводу нашего физического и морального облика, аргументируя это тем, что «а вот в Неаполитанской Консерватории за обнажение в присутствии других наказывали розгами».

Было, наверное, уже часов десять вечера, а мы всё сидели за столом. Доменика и Паолина поспешили нас покинуть, дабы пораньше лечь спать. Всё-таки впереди ранний выезд и долгая дорога. Мишка тоже вскоре откланялся, сообщив, что ему рано вставать в университет и очень трогательно попрощавшись с нами. За столом остались я, Пётр Иванович и Стефано. Также периодически появлялся Кузьма с очередной бутылкой, всё подливая и подливая нам в стаканы.

 — Всё же, синьор Альджебри, я искренне рад, что смог проникнуться всею сутью интегрального исчисления, — промолвил вконец захмелевший князь. — За достопочтенного господина Лейбница!

 — Ну нет, сколько можно пить… — у меня уже язык не ворочался, но я всеми силами пытался контролировать ситуацию, как почётный кавалер ордена «всем бочкам затычка». — Ребят, я, конечно, всё понимаю, но… Кто-то из нас летит в Ленинград…

 — Сейчас как пинка хорошего дам, и полетишь, хоть в Ленин, хоть в Настин, хоть в Машин — град! — грубо засмеялся Пётр Иванович.

 — Ах, ваша светлость, не ругайте Алессандро, он же великий математик и лингвист, — промямлил Стефано. Он тоже был уже изрядно пьян. — Он изобрёл язык для вымышленных индейцев…

 — Заткнись! — воскликнул я. — Это ты несёшь бред! Слушай, Вась… блин… сорри, амико, — я перепутал все языки и с трудом понимал, что говорю. — Да, тебе пора уже «спокойной ночи, спят усталые игрушки, книжки спят»…

 — Алессандро! Что ты пристал? — возмутился Стефано. — Не мешай мне развлекаться!

 — Да? Сейчас как твоему брату позвоню! — пригрозил я и, нащупав в кармане свой деревянный псевдо-смартфон, который по-пьяни принял за настоящий, якобы набрал на нём несуществующий номер. — Эй! Алё! — крикнул я в мнимую трубку.

Князь и Стефано чуть не надорвались от смеха при виде столь неадекватной для них картины. Ну и что? Подумаешь, в деревяшку звоню? Сами-то напились больше меня!

 — Позвоню? В колокольчик? Это же какого диаметра колокол должен быть, чтобы из Тосканы до Рима звук долетел! — чуть не плакал от смеха синьор Альджебри.

Мне тоже уже хотелось плакать, но только от злости и обиды. Самое ужасное при общении с людьми, которые тебя не понимают — это казаться в их глазах придурком. Таким я и казался сейчас. Слёзы выступили на глазах, и уронил голову на стол.

 — Что с тобой? — всё ещё не отойдя от бурного смеха, с участием спросил Стефано.

 — Ничего. Домой хочу. К маме, — сквозь слёзы проворчал я.

 — Что, в Рим обратно захотел? — вновь подколол меня князь. — Не выйдет. Там своих певцов хватает, а ты нужен на Родине.

 — Какой, к лешему, Рим! — выругался я по-русски. — В Питер хочу! На свой диван за компьютером! И бутылку «Фанты»!

 — Да он не в себе. Вот вы послушайте, синьор. До чего шикарный корабль я построил пару лет назад. Эх, жаль, его пустили на щепки. А всё почему? Да народ у нас… неблагодарный!

 — Точно говорите. Ваши как приедут, так лишь возмущаются. И даже никак не проникнутся духом Италии… А дух, конечно, весьма грандиозный, плесенью так и сшибает…

 — Смеётесь? Что тут особенного кроме вас, «виртуозов»?

 — А вам мало? «Виртуозы» — наше всё. Да я больше скажу, дон Пьетро. Это преступление — съездить в Италию и не переспать с «виртуозом»… Ах-ах-ах-ах! — при этих словах Стефано разобрал истерический смех.

 — Ты в своём уме? — возмутился я. — Так я сейчас всем торжественно и объявлю: «виртуоз» в постели — дрянь, как говорил достопочтенный дон Пьетро! И ваш покорный слуга дрянь, как говорил всё тот же дон Пьетро! Да и вино у вас дрянь, как говорил… Заратустра? Э… нет, доктор кукольных наук, достопочтенный синьор Карабас Барабас! — тут меня уже стало заносить, и я начал путать свои мысли и мысли героев из сказок, всплывшие из далёкого детства.

 — Эй! Я бы попросил! У нас в Италии самое лучшее вино! — воскликнул Стефано.

 — Ну, тихо, — буркнул Пётр Иванович. — Скажете тоже. А вот я вс… я св… тьфу, я, в своё время, да-а-а… — красноречиво объяснил он, откинувшись на скамье.

Простыня, криво завязанная на поясе, развязалась и белоснежной волной упала на пол, обнажив князя на все сто процентов. Но поскольку наши девушки давно ушли спать, то никто ничего не сказал. Всем было наплевать, все свои, можно и расслабиться.

 — Что — да? — хлопал осоловевшими глазами Стефано, которого уже вырубало.

 — Да ничего. «Эх, да, желанная, знай, я всегда готов. Ох, твою чашу я наполню до краёв!», — вдруг ни с того, ни с сего запел Пётр Иванович на неизвестную мелодию, а я просто вытаращил глаза.