Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

 — О, это известная британская путешественница и писательница девятнадцатого века. Она много путешествовала и была очень эрудированной и интересной женщиной, — воодушевлённо начал свой краткий рассказ я. — Сам король Сиама пригласил её на придворную службу, дабы она обучала грамоте и европейской культуре королевских жён и детей.

 — Что-то мне это напоминает, — с лёгкой усмешкой ответила Доменика, и я, кажется, понял, что она имела в виду.

Следующим утром, часов в пять, мы всё-таки выехали из фосфоринского дворца. Надо сказать, я был невероятно рад этому, поскольку в последнее время не знал, чем заняться от скуки. Шутка ли, столько времени в отрыве от внешнего мира, практически на необитаемом острове. Я так и представлял, что бы ожидало нас всех, если бы мы навсегда остались в этой забытой Богом тосканской резиденции Фосфориных: должно быть, я бы так и занимался резьбой по дереву под руководством Петра Ивановича, Стефано бы по-прежнему боролся за руку Паолины, Доменика дописывала бы очередную оперу. Потом бы приехали Мишка с Элизабеттой, чтобы окончательно обосноваться здесь. Плюс ко всему, мы бы все дружно воспитывали многочисленных милых девочек и мальчиков — детей Мишки и Беттины, Доменики и Петра Ивановича, Паолины и Осипа… А мы со Стефано обучали бы их математике и физике. Но нет, о чём это я?

Было очень грустно прощаться со ставшим уже родным домом, с прислугой, которую здесь уважали и считали за людей, особенно с дворецким Кузьмой. Да, как выяснилось, Кузьма давно уже жил в Италии, прислуживая в основном Мишке, хотя и являлся преданным слугой Петру Ивановичу. Вообще, справедливости ради, я хотел бы сказать, что Пётр Иванович на удивление хорошо обращался с прислугой, хотя эти взаимоотношения сильно напоминали взаимоотношения в армии. В штате прислуги были только мужчины, и к ним князь относился, как к младшим по чину солдатам. Именно поэтому во дворце были столь строгая дисциплина и порядок.

Из прислуги с нами поехали только двое лакеев, двое парней из охраны и ещё какие-то люди, специализацию которых я так и не смог толком узнать. Осип, любимый повар Петра Ивановича, к несчастью Паолины, тоже остался в Тоскане чтобы бедного Мишеньку понос не пробрал от местной кухни, мне было больно от осознания того, что влюблённые вынуждены расстаться, и я всячески надеялся на то… чтобы парень и девушка разлюбили друг друга. Увы, я не мог помочь им, и тем более не мог желать им несчастья, на которое они оба обрекали себя в случае сохранения любовных отношений. Мы уже смирились с тем, что все решения принимал Пётр Иванович, и спорить с ним было бесполезно.

 — Поедем не по кратчайшему пути, через Дрезден. Пригласили на приём, — объяснил Пётр Иванович. — На приёме будут присутствовать некоторые нужные мне люди, в том числе Иоганн Кристиан фон Гольдберг, мой старый друг.

Старый, говорите? Бедная Паолина! Ну почему тебе так не повезло? Хотелось бы узнать, кто таков этот князь, её потенциальный жених. Казалось, я где-то уже слышал эту фамилию, и я не имею в виду произведение «Goldberg-Variationen» Баха. Так, кажется, звали того самого папиного друга из Дрездена, к которому я должен был прослушиваться в театр. Да, точно. Николай Фридрихович Гольдберг, кандидат исторических наук и специалист в области исторической реконструкции, страстный поклонник барочной оперы. Единственное, что я знал о нём, это то, что его мать русская, а отец — из Восточной Германии. Но на тот момент мне это ни о чём не говорило.

====== ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ: Возвращение. Глава 57. Дорожные хроники и новые потрясения ======

Вот уже прошло около месяца, как мы выехали из Тосканы и направлялись к северу. Сказать, что дорога была утомительной — значит ничего не сказать. Наши кареты плелись как черепахи, что не могло не выводить из себя, ведь какой русский не любит быстрой езды? Но в данном случае превышение скорости было не просто нежелательным, но и опасным: из-за неровной, синусообразной дороги, состоящей исключительно из ям и ухабов, существовал огромный риск всем дружно перевернуться и переломать себе кости, а то и получить сотрясение мозга. Поэтому пришлось волей-неволей привыкать к медленному темпу.

Тоска в карете царила редкостная, ещё более усугубляемая депрессивным состоянием Паолины, чью душевную боль я вполне мог себе представить, но не мог ничем помочь, да и не умел утешить. Если бы не помощь и поддержка со стороны Доменики, то бедная девушка совсем бы зачахла в компании троих истуканов с неотзывчивым интерфейсом. Впрочем, Доменика и на этот раз проявила самые лучшие свои качества, всячески поддерживая всех нас, нейтрализуя конфликты между мной и Петром Ивановичем, успокаивая несказанно расстроенную Паолину и нервно-перевозбуждённого Стефано, который без умолку пересказывал математические труды персидских и индийских математиков, а затем начал писать оперу «Пьер Абеляр», но потом распсиховался и выбросил ноты в окно.