Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

 — Вы можете забрать всё наше богатство и утварь, но мою дочь и невестку не тронете, — холодным тоном произнёс князь.

От этих слов атаман рассвирепел и замахнулся на Петра Ивановича саблей. Я подумал: всё, конец, и бросился в пролёт между ними… Но опоздал: одним взмахом сабли князь разрубил громадное тело атамана на две части. Видимо, реакция и уровень подготовки у старого солдата были намного выше, чем у этого агрессивного самоучки. До сих пор в глазах всплывает страшная картина: спокойное, каменное лицо Петра Ивановича с одной стороны и рвущаяся, истекающая кровью человеческая плоть с другой.

Разбойники, увидев, что их предводитель мёртв, остервенело бросились на нас. Из второй кареты по команде князя выскочили парни из секьюрити и остальные слуги. Завязалась нешуточная битва, я, не помня себя от страха, тоже выхватил шпагу и, включив все свои знания, почерпнутые на уроках фехтования под руководством Мишки и Петра Ивановича, отбивался от врагов.

Негодяев оказалось слишком много, один из них полоснул мне ножом по бедру, но я, сжав зубы и стараясь не поддаваться боли, продолжал колоть и рубить их шпагой — вот для чего пригодились мне знания, почерпнутые в видеоиграх! Но, в отличие от последних, это было совсем не то. Мне в какой-то момент стало страшно от того, что я начал испытывать нездоровую агрессию по отношению к нападавшим, я почувствовал азарт и… желание убивать. Но я сразу же отогнал от себя эту мысль, моля Бога защитить мою психику от столь жуткого потрясения.

Тем временем уровень нашего «здоровья» падал, разбойники теснили нас к карете, один даже выхватил верёвку, собираясь меня связать, как вдруг… Из кареты с бледным, ничего не выражающим лицом вышла Доменика, в белой шёлковой рубашке. В руке у неё был какой-то предмет, в котором я с удивлением узнал свой мини-фонарь с лампой дневного света на батарейках, который потерял ещё в Риме, в доме Кассини. Включив фонарь, Доменика подняла его вверх и, совершив им крестное знамение, уверенным голосом провозгласила:

 — In nomine Patris et Filii et Spiritus sancti. Amen.

Тут «у разбойника лютого совесть Господь пробудил». Они не просто отпустили нас, они отшатнулись и, с криками: «Ведьма!», «Святая!», «Спасите!» — бросились бежать кто куда.

 — Вы наша спасительница, маэстро, — тяжело дыша и стискивая зубы от боли, прошептал Пётр Иванович, когда Доменика и Паолина обрабатывали наши раны.

 — Нет, это Христос и Пресвятая Дева Мария защитили нас, — возразила Доменика.

В этот момент мне захотелось плакать. От того, что осознал свою ничтожность. От того, что понял: я недостоин этой чистой и прекрасной женщины. Её никто из нас не достоин, и это лишь милость по отношению к нам, что она согласилась быть… нашей.

Всю последующую дорогу вплоть до самого Дрездена я пытался решить мучительную для меня задачу. А именно: почему, будучи противником насилия, я чуть ли не с удовольствием убивал разбойников? Ведь они тоже могли когда-нибудь раскаяться и стать святыми, подобно тому разбойнику, распятому по правую руку от Бога? Но нет, ведь я же защищал своих ближних… И ради этого убил таких же людей, живых существ. О, Господи, почему такие мучения? Информация не укладывалась в голове, казалась слишком сложной. Вследствие чего я, по приезду в Россию, пообещал себе, как только будет возможность, пойти на исповедь и выложить священнику всё, что мучило мою душу всё это время.

На следующий день мы остались на ночь в пригородной гостинице, где смогли обработать раны и восстановиться после утомительной и бессонной ночи. Как обычно, мне выделили номер вместе со Стефано, а Доменике — с Паолиной. И только мы, измученные дорогой и вчерашним происшествием, уснули, как в дверь к нам постучали.

 — Алессандро, Стефано, — раздался из-за двери тихий, но обеспокоенный голос Доменики. — У меня очень серьёзный разговор. Прошу, уделите мне пару минут.

Испугавшись, мы, в чём были — я в одних панталонах и Стефано в одной рубашке, выскочили из комнаты и вопросительно воззрились на нашу фею музыки, одетую в зелёный халат.

 — С тобой всё в порядке? — дрожащим голосом спросил я, когда Доменика зашла в нашу комнату и закрыла за собой дверь.

 — Со мной — да. С Паолиной — нет, — пространно ответила Доменика. — Всё очень плохо.

 — Она заболела? — обеспокоенно предположил Стефано. — Или… о, нет, неужели она от тоски наложила на себя руки?!

 — Нет, Стефано. Всё гораздо серьёзнее. И нам нужна ваша помощь.

Как выяснилось, ситуация была хуже некуда: Паолина ожидала дитя от своего «carissimo Beppino». О, это же жуткий скандал! Если честно, я хоть сейчас, посреди ночи, готов был выехать обратно в Тоскану и хорошенько накостылять этому безответственному типу. Нормально?! Так испортить жизнь девушке? Её же теперь никто замуж не возьмёт, это же вам не двадцать первый век! Но самое главное — как отреагирует на это отец? Как бы вспыльчивый князь не убил свою непутёвую дочь! Как бы он сам не помер от такого потрясения! Но что же делать? Сказать, что это произошло давно и случайно?