Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

 — Да что ты к нему пристал, может не созрел ещё для долга супружеского, — вдруг вмешался Гаврила.

 — Вот не подумал. Но не тревожься, брат. Коли не сможешь войти к жене своей, зови на помощь меня или Гаврилу. Придём поможем. Наши с Евдокиюшкой покои слева по коридору, Гаврилины — справа.

— Спасибо, братья, — с натянутой улыбкой ответил я, а сам подумал: «Да, взаимовыручка на высшем уровне! Надо же, сколько помощников образовалось! Ну нет, этим годзиллам я точно свою Доменику не отдам!»

К вечеру, когда уже стемнело, во дворец начали съезжаться гости. Признаюсь, я даже в фильмах не видел такого количества разряженных в роскошные одеяния галантных дам и кавалеров всех возрастов — от десяти до восьмидесяти лет. Похоже, что приехала вся дальняя родня и все знакомые Петра Ивановича, так их было много. Прибывшие гости чинно прошествовали к скамьям, установленным перед сценой летнего театра, и заняли свои места.

Мы с Доменикой, а также остальные участники представления, стояли за сценой и ожидали своего выхода. Позолоченная колесница уже была установлена на деревянные рельсы, закрытые со стороны зрительских мест вырезанными из дерева облаками, а на ширме, отделяющей нас от сцены и служившей главной декорацией, были изображены небесные светила, а под ними — виды Санкт-Петербурга. На самой же сцене, с краю, горели свечи в фонарях из разноцветного стекла, бросающие на неё красные, зелёные и синие блики.

Разноцветные отблески доходили и до нас, и я с упоением разглядывал переливающиеся оборки на платье Доменики. Сегодня закончатся наши сердечные злоключения, сегодня я позволю себе чуть большее, освобожу возлюбленную от этого платья и почувствую тепло желанных объятий. Но до этого было слишком далеко, нам предстояло пережить четыре долгих часа и при этом не допустить никаких оплошностей и не опозориться перед гостями. Оглядевшись вокруг, я заметил, что все артисты в сборе, не хватает только «золотого грифона». Вот куда этого деятеля унесло за минуты до начала спектакля?

 — Интересно, где этот «Гриффиндор Петрович»? — проворчал я, на что Доменика с удивлением ответила:

 — О, mon cher, я вижу, ты наконец-то начал учить французский!

К счастью, на этот раз чудеса ответственности и организованности проявил Данила Фосфорин, который своим появлением за сценой перепугал всех девушек из балета: маски на нём не было, зато был потрясающий устрашающий грим, из-за чего он жутко напомнил Коршуна из «Лебединого Озера». Данила отправил лакеев искать брата в беседке, где его видел последний раз с какой-то девкой из прислуги. «Грифона» вскоре нашли и доставили на место, а старший брат с удовольствием зарядил ему знатный подзатыльник. Правда, потом он и с сыном Ваней произвёл воспитательную работу, вроде такого: «Спину выпрямил! Плечи опустил! Руки из карманов вытащил!» Костюмы у братьев были ещё те, я едва сдерживал смех при виде пафосных и напудренных здоровых парней в шлемах с букетом перьев, в золотых и серебряных юбочках до колена и коротких штанишках с бантиками. Хотя, думаю, что сам король Людовик XIV в своё время выглядел не лучше.

Примерно за два дня до самого мероприятия в спектакль внесли поправку: по настоянию Петра Ивановича в балет «Четырёх Стихий» была добавлена пятая — лёгкий эфир, верхний слой воздуха, изображать который должна будет Настенька. Этот номер был сложным, но отрепетированным ещё с прошлого года, когда Фосфорины давали в своём поместье рождественское представление. Даниил Петрович поднял Настеньку под потолок, а сама Настенька держала в руках Вифлеемскую звезду. Сейчас же решили использовать тот же самый приём, тем более, что поддержки у брата и сестры получались великолепно.

Спектакль начался. На сцену под всеобщие аплодисменты вышел Пётр Иванович с позолоченным жезлом и три раза медленно стукнул им об пол, объявив о начале концерта, после чего так же медленно и пафосно покинув сцену. В следующую минуту ансамбль заиграл торжественный выход Стихий на музыку маэстро Кассини. Доменика сочинила это произведение ещё несколько лет назад, в Риме, для карнавального представления, но по каким-то причинам оно так и не было исполнено, но вот сейчас, наконец, дождалось своего часа.

Последовательность четырех основных представителей «Стихий» определялась возрастом артистов, от старшего к младшему. Первым на сцену вышел Даниил Петрович в образе Орла и исполнил свой танец, символизирующий полёт мысли. Далее его сменил Золотой Грифон в чуть более подвижном и стремительном танце, выражающем пламя эмоций. У Грифона была эффектная маска с клювом и львиной гривой, хотя, по правде, он в этой маске скорее напоминал золотую сову. После него следовали нехитрые и более простые выходы юного Серебряного Тритона и ещё более юного Бронзового Ящера в исполнении старших внуков Петра Ивановича.