Ной слушал невнимательно, лениво переводя взгляд с точеного контура ее щеки и изогнутой линии века на колыхающуюся грудь. За три года он поучил несколько десятков писем от Амни. Последнее из них было больше похоже на жалобу:
Ной помнил это письмо наизусть. Амни писал, что Египет распадается на части, номовая знать совершенно отбилась от рук, а Фивы превратились в дряхлую провинцию, управляемую вороватыми жрецами.
Перед тем как вернуться в Фивы, Ной дал себе клятву не ввязываться в политику. Там, в Нубии, он ушел в сказку, которую придумал сам, лежа под звездами. Это была сказка о прекрасной земле, где растут деревья, источающие благовония, а сады спускаются террасами к самому морю.
Но последние слова Таисмет вывели его из оцепенения.
– Я провела сегодня утром обряд «отверзения уст» божественной царицы Амон-Асет. Она предстала передо мной в облике богини Исет и призвала нас действовать.
Ной приподнялся на локте и удивленно уставился на жену, которую уже еле различал в темноте. От расслабленного состояния не осталось и следа.
– Не иначе как богиня, утратившая своего супруга, решила лишить супруга и тебя.
– Ее устами говорит воля богов.
Ной повалился на спину и уставился на звезды.
– Именно этого я и боялся больше всего. Искушения, что посланы богами, более опасны, чем те, что посланы людьми.
– Боги не искушают. Они предопределяют. Если приходит удача, то боги ниспослали ее нам.
– А если неудача?
– Тогда это испытание. Любое испытание облагораживает душу.
– Ха! Ты хочешь сказать, что если боги ниспошлют нам ночью блоху, то ее укус облагородит нас?
– Не кощунствуй! Невозможное возможно, если это сокровенное.
– Но причем тут твоя бабка? С каких это пор стать ничем, это стать богом.
– Нам не дано знать, кто мы есть. А к ногам Амон-Асет, последней из Рамсесов, два года склонялся весь Египет.
– Это кончилось ее изгнанием и смертью.
– Она попыталась защитить свой мир.
– Судя по семейным преданиям, твоя бабка не отличалась особым благоразумием. Ее мир был обречен. Она пренебрегла лукавством ума и коварством. Чтобы победить, надо лгать и проливать кровь. Она не была к этому готова. А ты к этому готова? Если ты не сможешь довести дело до конца, начнется безумие. Стоит только пошатнуть законы, заставляющие народ повиноваться, и толпа сметет все на своем пути.
Таисмет медленно повернула голову, всматриваясь в Ноя.
– Я и забыла, что ты хорошо образован, мой милый. Глупы те, кто считают воинов дикими.
– У меня были хорошие учителя. Но я был плохим учеником, мой ум был слишком занят войной и женщинами.
– Тогда слушайся меня. В течение одного единственного дня можно сотворить другую судьбу, другое будущее.
Ной уперся взглядом прямо перед собой, в его голове теснились беспорядочные мысли.
– Судьба – это я сам, – наконец сказал он. – Куда я, туда и она. И я не хочу, чтобы моим будущим уже завтра стала вечность, – он силой воли заставил себя успокоиться. – Говорят, что саркофаг Амон-Асет напоминал о вечности больше, чем все памятники в храмах Верхнего Египта.
– Это слухи. Ее похоронили не в Долине царей, а где – не знаю. В Фивах осталась только портретная скульптура, которую я с трудом восстановила.
Ной поднял голову. На небе показалось созвездие Льва и в нем яркая звезда Регул.
– Где звезда Амон-Асет?
– Там, в южной части неба. Смотри! Вон она гонится за убегающим Осирисом, взывает к нему, а он отворачивает от нее свой лик. Как и ты убегаешь от меня.
– Я не убегаю. Я говорю, что нам еще рано отправляться к Осирису.
– Боги уже предначертали наш путь. И они всегда помогут тем, кто действует согласно их воле. А других принудят к повиновению.
– Ты же знаешь, я никогда не прошу совета у богов, чтобы потом не пренебрегать тем, что они скажут… Твоя безумная бабка навязывает нам свою судьбу – спасать проклятых, чтобы потом обречь на проклятие себя. А я не хочу терять себя в потерянных людях. Плевать мне на всех. Я хочу быть верным только своей судьбе, – Ной сжал кулак и стукнул им о ладонь. – И тебе я не советую брать в руки копье, если ты не способна бросить его в цель.