– Лежать, – сказала женщина, не глядя в сторону Демарко. Она сидела в деревянном кресле-качалке, а рядом с ней мужчина лежал на матрасе поверх простого каркаса. На мужчине были синие пижамные штаны, серые носки и выпущенная фланелевая рубашка, он лежал на спине с закрытыми глазами. Если бы не костлявые руки, торчащие из-под манжет рубашки, не тонкая шея и не изможденное лицо, то можно было подумать, что в одежде никого не было. Но лицо его было свежевыбрито, а тонкие волосы аккуратно причесаны.
На маленьком столике справа от кровати стояла стеклянная банка с зубными протезами, пластиковая упаковка ибупрофена, пузырьки перекиси водорода и йода, маленькая желтая коробочка с лекарством по рецепту, мочалка, банка вазелина, несколько рулонов бинтов и марли, а также прозрачный пластиковый стакан с водой.
Из хижины доносился запах не только горячего супа, улавливался и дым с пеплом. В маленькой дровяной печке, на которой стоял чугунный котелок, тлели угольки. Кроме того, в воздухе чувствовался смутный, неприятный запах жира и чего-то еще. Какое-то безымянное зловонье, которое Демарко уже чуял прежде на месте смертельных автомобильных аварий, в доме бывшего коллеги, умирающего от рака, и дважды на месте расстрелов – запах, наводящий на мысль, что если человек на кровати все еще жив, это ненадолго.
Теперь женщина повернулась к Демарко и кивнула в сторону единственного оставшегося стула в комнате, потертого и винилового, справа от маленького столика.
– Садись туда, – сказала она.
Демарко заковылял к нему, сел, посмотрел на стакан с водой, посмотрел на женщину. Она уже встала со своего места.
– Пей, – сказала она. – Она свежая, я только налила.
Он выпил. Вода была холодной и такой вкусной, что у него закружилась голова и сперло дыхание. Он делал глоток, пару раз коротко выдыхал, глотал снова.
– В желтой коробке бактрим, – сказала она ему.
Он вытряс себе на ладонь две таблетки и проглотил их с очередным глотком воды.
Она опустилась перед ним на колени, посмотрела на его ногу, опустила глаза на ботинок, который теперь был весь измазан грязью и кровью.
– Возможно, мне придется отрезать этот ботинок, – сказала она. – Там есть ибупрофен от боли, если тебе надо.
Он кивнул, потянулся за ибупрофеном, вытряхнул две маленькие капсулы и проглотил их.
Вытащив нож из ножен, прикрепленных к ее поясу, она разрезала шнурки, затем отложила нож в сторону и раздвинула края ботинка. Язычок прилип к носку с засохшей кровью, а носок – к распухшей ноге. Она осторожно высвободила язычок, изо всех сил стараясь пока что не трогать носок, хотя это все равно нужно будет сделать.
Высунув язычок полностью из ботинка и растянув края по бокам как можно дальше, она теперь могла двигать ботинок вдоль пятки.
– Я потяну, – сказала она. – Другого выхода нет.
– Давай, – ответил он ей.
Она тянула медленно, но уверенно, левой рукой обхватив его икру и удерживая ногу над полом, а правой держась за пятку. Он сосредоточился на интерьере хижины. Против часовой стрелки от кровати стояли круглый стол и два стула, затем камин, дровяная печь, одинокая раковина со шкафчиком внизу и с крючками для полотенец с двух сторон. Дальше шел книжный шкаф, заставленный консервированной и упакованной едой, а также сушеными овощами, фруктами и травами в стеклянных банках. Потом книжный шкаф поменьше где-то с десятком книг, а на верхней полке стоял транзисторный радиоприемник на батарейках. Затем шли настенные крючки, с которых свисали различные куртки, свитера, шляпы, рыболовный жилет, весь в крючках и мухах, инструменты на кожаных ремешках, фонари, кастрюли, сковородки и другие предметы. На стене рядом с дверью висели два ружья, дробовик и два пистолета. Под ними, в самом углу, размещались две удочки и плетеный крючок.
Между стулом Демарко и дверью стоял старый шкаф со снятыми дверцами, там на полках лежали сложенные рубашки, джинсы и другая одежда. У стены притаилась скамеечка для ног. Две масляных и три газовых лампы. Потрепанный черный чехол для гитары. Дощатый пол потемнел от старости, потолок кое-где запачкался сажей.
Когда он обводил взглядом комнату, его грудь вздымалась с каждым вздохом. Мышцы были напряжены из-за боли в ноге, когда она снимала сначала ботинок, а потом носок. Засохшая кровь потрескивала, высыпались кусочки мертвой кожи.
Он почувствовал прохладу воздуха на своей голой ноге, а затем тепло и шершавость ее руки. Демарко сделал еще несколько глубоких вдохов и посмотрел вниз.
Она засунула кончик ножа в дыру на его джинсах и теперь разрезала штанину. Потом отложила нож в сторону и наклонилась ближе, осторожно, несмотря на его вздрагивания, прощупывая пальцами от лодыжки до ступни.
– Простите, что у меня такая грязная нога, – сказал он.
– Перелома я не чувствую, – сказала она, не поднимая взгляд. – Но это еще ничего не значит. Все очень сильно опухло из-за инфекции.
Она потянулась за перекисью водорода и губкой. Демарко облокотился головой о стену. Закрыл глаза. Как она может быть такой нежной после того, как все утро держала в клетке?