Прогулки на костях

– Личных счетов у нас никаких нет, – сказал Хойл. – Хотя я и ненавижу такой типаж людей. Самовлюбленные оппортунисты, которые провоцируют чисто ради провоцирования, намеренно раскалывают общество, предпочитают конфронтацию компромиссу и охотно оправдывают любого убийцу, насильника, мародера или другого преступника только исходя из цвета кожи.

– Но ничего личного, – уточнила Джейми.

– Верно. Я ненавижу его чисто из идеологических соображений.

Демарко молчал какое-то время. Теперь он смотрел в свой стакан с кофе, лед растаял, отчего цвет стал не таким насыщенным.

– Мотив как минимум неясен. Известный бабник, но не только среди несовершеннолетних. Все происходило, по-видимому, по обоюдному согласию. Никаких зафиксированных случаев физического насилия. Никаких улик, связывающих его с преступлением.

Хойл оглядел зал в поисках официанта, поймал его взгляд и подозвал жестом.

– Шесть малиновых макарун, пожалуйста. С собой.

Официант кивнул и посмотрел на полицейских.

– Нам ничего, спасибо, – сказала Джейми.

Демарко продолжил смотреть на свой кофе, глаза сужены, губы сжаты.

– Однако же его доступ к церкви предполагает возможность, – сказал Хойл.

– Что ничего не значит без мотива.

– Сэр, – сказал Хойл, – могу я намекнуть, что…

В этот момент Демарко вздернул голову и встретился взглядом с Хойлом.

– Могу я намекнуть, сэр, что мы потратили два дня на то, чтобы объездить два округа из-за этой вашей с Висенте охоты на монстров. Да, Аарон Генри – зарегистрированный педофил. Да, Чед Макгинти – первоклассный подонок. Но ни один из них не может быть связан с этими убийствами. Чем же вы и ваша группа занимались в течение последних сколько там лет?

Хойл смущенно улыбнулся, его щеки чуть покраснели.

– Разве неуловимые улики не характерны для глухарей?

Несмотря на то, что Джейми все еще потирала его бедро, Демарко отодвинулся от стола и встал. Он зашагал к приближающемуся официанту и пересекся с ним на полпути к их столику. Они тихо обменялись репликами, затем Демарко вручил молодому человеку две двадцатки, забрал коробку с макарунами и вернулся к столу.

– Наслаждайтесь десертом, доктор, – поставил он коробку перед Хойлом. Затем взглянул на Джейми, которая уже поднималась из-за стола. Он лишь слегка коснулся ее руки, тем самым отворачивая от стола. Двигаясь очень осторожно, он проводил ее до двери. Когда им в лицо ударил солнечный свет, она отстранилась от его руки.

– Какого черта, Райан? – она встала так, чтобы он не мог пойти дальше. – Кто тебя так взбесил?

– Висенте, Хойл… все трое.

– Они попросили нас о помощи. Они хотят правосудия для всех этих девушек, но не знают, что делать дальше. Каким образом тебя это бесит?

Он ничего не ответил, лишь продолжал смотреть куда-то поверх ее головы. Она обхватила его подбородок и нагнула его голову так, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Кто на самом деле тебя взбесил?

Он отвернулся куда-то вбок от нее.

– На кого ты тут злишься? – спросила она, но он все еще не смотрел на нее.

– С тех самых пор, как я вышла из «Кэппи», ты был на взводе. До этого нет, но прям сразу после. Так почему бы тебе не сказать то, что ты хочешь?

Он застыл как вкопанный, глаза абсолютно отстраненные, лицо пустое, как чистый лист.

– Подросток, – наконец произнесла она, отпустила его и, развернувшись, широко зашагала к машине.

Глава шестьдесят первая

Подойдя к машине, она осталась стоять на тротуаре даже после того, как он забрался внутрь и открыл ее дверь, завел двигатель и включил кондиционер. Она стояла и смотрела на улицу, не видя ее. Она видела гнев и ревность, разлад и потерю. Она презирала первое и боялась последнего. На какое-то мгновение ей захотелось, чтобы Демарко был другим человеком, тем, кто ставит любовь превыше всего. На какое-то мгновение он даже проявил к этому потенциал, был нежным и чувственным и вроде бы даже внимательным к тому, что они делали вместе.

А потом он стал свидетелем ее двухминутного незначительного разговора с Ричи, и как же он отреагировал?! Все изменилось. Он стал раздражительным, злым, настороженным и замкнутым. Готов был выместить это на Хойле или на ком-нибудь еще. Ну и куда делся тот самоконтроль, который всегда был так ему дорог?

Сейчас же она видела, как сильно он нуждался в своей работе. Она заряжала его энергией, придавала ему целеустремленность и напористость. В течение первых двух недель их пребывания в домике на колесах, без всяких арестов, расследований и беспорядков, он был спокойнее, это точно, но действительно ли это было спокойствие или же просто безразличие? И если вести речь о безразличии с его стороны, то почему тогда он отреагировал такой ревностью к Ричи?