Прогулки одинокого мечтателя

Что же касается истин, не имеющих никакой полезности ни для познания, ни для практики,— каким образом могут они быть благом обязательным, раз они вовсе даже не являются благом и раз собственность основана на полезности, и, значит, где отсутствует возможная полезность, там не может быть и собственности. Можно требовать участка хотя бы даже и бесплодной земли, потому что на нем можно хоть жить; но является ли факт ничтожный, во всех отношениях безразличный и ни для кого не имеющий никакого значения, — является ли он действительным или выдуманным, это никого не интересует. Однако в мире нравственном нет ничего бесполезного, так же как и в мире физическом. Не может быть ничего должного среди того, что ни на что негодно; чтобы какой-либо предмет был должным, надо чтоб он был или мог стать полезным. Таким образом, обязательная истина — только та, в которой заинтересована справедливость, и называть истиной вещи пустые, существование которых всем безразлично и знание которых ни на что не нужно, значит профанировать священное понятие истины. Следовательно, истина, лишенная какой бы то ни было, хотя бы только возможной полезности, но может быть должной, и, значит, тот, кто умалчивает о ней или скрывает ее, не лжет.

Но существуют ли истины до такой степени бесплодные, чтобы они были во всех отношениях всем бесполезны,— вот еще один вопрос, подлежащий обсуждению, и я к нему вернусь. А пока перейдем ко второму вопросу.

Не говорить правду и говорить ложь — две вещи, совершенно различные. Но они могут произвести одинаковое действие, ибо результат их, конечно, совершенно одинаков всякий раз, когда действие это равно нулю. Всюду, где истина безразлична, так же безразлично и противоположное ой заблуждение; откуда следует, что в подобном случае тот, кто обманывает, говоря нечто обратное истине, поступает не более несправедливо, чем тот, кто обманывает, не объявляя о ней,— так как в отношении истин бесполезных заблужденье не заключает в себе ничего худшего, чем неведение. Буду ли я считать, что песок на дне морском белый или красный, это так же не важно, как вовсе не знать, какого он цвета. Как можно совершить несправедливый поступок, никому не повредив, если несправедливость состоит только в ущербе, нанесенном ближнему?

Но такое суммарное разрешение этих вопросов не могло еще дать мне никакого надежного подхода к практике — без множества предварительных разъяснений, необходимых для правильного его применения во всех случаях, какие могут представиться. Ведь если обязанность говорить правду основана только на ее полезности, как могу я стать судьей этой полезности? Очень часто выгода одного составляет невыгоду другого, а частный интерес почти всегда находится в противоречии с интересом общественным. Как вести себя в подобном случае?

Следует ли жертвовать пользой отсутствующего ради пользы того, с кем говоришь? Следует ли утаивать или говорить истину, которая, принося пользу одному, вредит другому? Следует ли взвешивать все, что предстоит сказать, на одних только весах общественного блага, или же на весах уравнительного беспристрастия, и могу ли я быть вполне уверен, что достаточно знаю все отношения данного предмета, что сообщаю имеющиеся у меня сведения исключительно в интересах справедливости? Кроме того, рассматривая вопрос об обязанностях перед другими, рассмотрел ли я в достаточной мере и вопрос о наших обязанностях перед самими собой, о наших обязанностях перед истиной самой по себе? Если я не причиняю никакого ущерба другим, обманывая их. следует ли отсюда, что я не причиняю ущерба и самому себе, и достаточно ли никогда не совершать несправедливости, чтобы быть всегда невинным?

Сколько запутанных споров, из которых было бы нетрудно найти выход, сказав себе: «Будем всегда правдивы, к чему бы это ни привело. Сама справедливость заключается в соответствии с действительностью; обман — всегда несправедлив, заблуждение — всегда подделка, когда то, чего нет, выдается за правило того, как надлежит поступать или делать. И какое бы последствие ни получилось из истины, ты никогда не окажешься виноватым, сказав ее, потому что не вложил в нее ничего своего».

Но это значит разрубить вопрос, не разрешив его. Речь идет не о том, хорошо ли всегда говорить истину, но о том, обязаны ли мы всегда в одинаковой мере делать это, и — допустив на основе того определения, которое я рассмотрел, что не всегда,— провести различие между случаями, когда истина строго обязательна, и теми, когда можно, не совершив несправедливости, умолчать о ней и, не солгав, прикрыть ее: ибо я установил, что такие случаи действительно существуют. Следовательно, речь идет о том, чтобы отыскать твердое правило, по которому следует распознавать и точно определять эти случаи.