Прогулки по Аду (СИ)

— Можете звать меня просто Адам, — предложил старпом. — Ваша каюта рядом с капитанской. Это лучшее, что у нас есть. Окна выходят прямо на корму. Капитана зовут Роже ван дер Вейден. Он иногда бывает шумным, — пояснял по дороге Адам Смит. — Отплываем прямо сейчас. Стюард пригласит вас в кают-компанию на завтрак после отплытия. Там и познакомитесь с капитаном и другими офицерами.

Навстречу нам попались двое матросов, они оба кашляли.

«Да что у них тут грипп, что ли, в такую жару?» — удивился я и сказал:

— Меня вы можете называть Суши, я думаю, так для вас будет привычней. Да, а сюда вы не из Гонконга пришли?

— Гонконг? Это что? Не знаю такого. Мы из Макао и туда возвращаемся. Потом идем на Гоа, а потом домой в Голландию.

— Вы знаете такую игру «Макао»? — спросил я. — Это игра в карты, — пояснил я, когда Адам отрицательно покачал головой. — Я покажу, забавная. Колода карт у вас найдется?

— Вы очень интересный человек, — сказал старпом. — Я рад, что вы плывете с нами. Да, карты у нас есть.

Когда мы остались одни в каюте, Асука робко присела на кровать и спросила:

— Что это такое?

— Это кровать, наньмань на этом спят. Надеюсь, что без клопов.

Я скинул гэта и повалился на койку.

— Мягкая, — сказал я.

Асука встала и медленно обошла каюту, осторожно дотрагиваясь до мебели.

— А это что такое? — показала она на кресло.

— Это стул, они на этом сидят, вы называете это «сидеть, повесив кости».

Вы? — переспросила Асука. — Я не поняла.

Я встал, сел в кресло и притянул к себе девочку, посадив ее на колени:

— Вот так они сидят. А на столе стоят тарелки и лежит еда, и они едят.

Асука подобрала ноги, забравшись ко мне на колени с ногами.

— Так сидеть неудобно, — сказала она.

— Дело привычки, — пожал я плечами. — А вот с катаной сидеть точно неудобно, — сказал я, отстегивая ножны.

Асука положила голову мне на грудь. Провела пальцем по моему кимоно.

— Ты так уверенно говорил с этим наньмань. Шутил, он смеялся. Здесь знаешь все. Ты как будто вернулся домой. Мне страшно.

— Нет, — покачал я головой, — мой дом очень далеко отсюда.

— А это еще страшнее, — девочка подняла голову и посмотрела на меня. — Ты ведь меня не бросишь? Не умрешь?

— Ни за что, — обнял я ее.

За окном каюты послышался звон цепи.

— Что это? — Асука вскочила.

— Это поднимают якоря, мы отплываем, — я тоже встал, открыл окно и выглянул наружу.

Где-то звенела невидимая цепь и скрипела лебедка. За кормой на волнах качалась привязанная на канате шлюпка, ее палуба была затянута кожаным кожухом, чтобы внутрь не попадала вода. Я вспомнил, что еще две шлюпки были закреплены посередине палубы галеона, между мачтами.

«Шлюпок, как обычно, на всех не хватит», — подумал я.

Послышались крики команд, по палубе затопали ноги.

— Ой! — сказала Асука. Разворачивающийся корабль качнуло на волне.

Я запер дверь каюты.

— Иди ко мне, — позвал я девочку, — до завтрака у нас есть время. И ничего не бойся, я с тобой буду всегда.

И был завтрак, и был обед. Я наконец-то ел ножом и вилкой, а не этими дурацкими палочками. Асука мучилась. Мне приходилось помогать ей, чуть не кормить с ложечки.

Английский за столом понимали почти все. А считается, что в 16–17 веках международным языком был испанский. No, English! Учите, господа, английский! Нигде не пропадете, даже в Японии. Правда, это был староанглийский язык Шекспира. Хрен поймешь! Но японский самурай помогал себе жестами, латинскими глаголами, которые еще помнил с института. Выручали даже «хенде хох и Гитлер капут», которыми исчерпывалось мое знание немецкого.

За столом я был звездой! Пересказал свою историю изучения английского, добавив массу подробностей. Рассказывал смешные случаи из японской жизни. Пытался, в меру языковых возможностей, познакомить голландских моряков с тонкостями японской культуры, философии и кулинарии. Звездил, словом.

На вопрос, почему для путешествия в Китай я выбрал голландский корабль, а не японский или китайский, которые после недавней отмены «морского запрета» тоже начали осваивать международные пути, ответил, что у наньмань меня точно не станут искать.

— Вы диссидент? — спросил капитан.

— Нет, уголовник, — ответил я, чем вызвал бурю смеха, объяснимую количеством выпитых за обедом напитков.

Я был доволен. Определенную программу по налаживанию контактов мне удалось выполнить, и у меня появилась надежда, что нас довезут до места, а не прирежут, забрав золото и жемчуг, а трупы выбросят акулам.

Кстати, об акулах. Из окна каюты был постоянно виден треугольный плавник, мелькавший рядом с буксируемой шлюпкой.

«Чувствует она что-то, что ли?» — тревожно думал я.

Первый труп появился утром. Умер матрос, чихавший рядом со старпомом, когда мы поднялись на борт. Еще несколько человек заболело.

Обед прошел в тягостном молчании и тревоге. Асука есть не пошла, у нее заболел живот. Я еще надеялся, что, возможно, от непривычной европейской кухни.

К вечеру умерло еще двое. Это не грипп, понял я. Это чума. Легочная форма.

Я запер дверь в каюту. Разрезал простыню на полосы, связал их и привязал к поясу. Асука с удивлением следила за моими приготовлениями.