Прогулки по Аду (СИ)

— На корабле чума, — объяснил я ей. — Отсюда надо выбираться. Я сейчас прыгну на канат, к которому прицеплена шлюпка. Подтяну шлюпку к окну, и ты сможешь по канату спуститься в нее.

— Надеюсь, что весла, запас воды, спасательные жилеты, сигнальные ракеты и радиомаяк в ней имеются, — проговорил я.

— Хорошо, — сказала Асука, пошла ко мне, споткнулась и села на пол.

— Я сейчас, только посижу чуть-чуть. Голова очень кружится, и пить хочется.

Я шагнул к ней. Обнял и опустился рядом на пол. Сердце у меня упало. Девочка горела. Температура явно за сорок. Поздно.

Я поцеловал ее. Она все поняла. Попыталась высвободиться.

— Иди один. Ты здоров. Я не хочу, чтобы ты умер из-за меня.

Я только крепче ее обнял.

— Не говори ерунды, жизнь без тебя совершенно бессмысленна. Да и выбираться отсюда все равно как-то надо.

Я поднял ее и положил на кровать.

— Полежи. Я сейчас принесу попить, — и отвязал ненужные тряпки.

«Значит, ее не выдали замуж, а она умерла, — подумал я про эту свою жизнь. — Да, с судьбой не поспоришь. Что на роду написано, хрен изменишь. Но, по крайней мере, она провела этот год, не стоя на пирсе и выглядывая парус одинокий в тумане моря голубом».

Я вышел на палубу. Трупов стало больше, и заболевших прибавилось. Паники пока не было, но, судя по выражению на лицах, она должна была вот-вот начаться.

Священник читал молитвы над умершими. Акулы плясали вокруг корабля и хлопали в ладоши.

Я поднялся на мостик. Рядом с капитаном стоял корабельный лекарь, он был очень бледен.

— Капитан, это чума, — сказал я. — Прикажите поднять на палубу бочонки с ромом или с чем есть покрепче. Пусть все пьют и постоянно протирают руки и лицо. Хоть какая-то, но защита. Вино не поможет, только крепкие напитки. Трупы сразу за борт, чтобы не лежали. Святой отец пусть читает молитвы над волнами. Заболевших лучше тоже за борт, хоть это и не гуманно.

— Как ваш мальчик? — спросил капитан, демонстрируя спокойствие и изрядную выдержку.

— Заболел, — ответил я. — Думаю, к утру умрет.

— Вы мужественный человек, — сказал капитан.

— Кодекс самурая, — улыбнулся я. — И поторопитесь с ромом. Начнется паника, все поубивают друг друга, и шансов не будет никаких. А под алкоголем и умирать легче.

— Почему вы думаете, что ром может помочь? — спросил врач.

— Чуму вызывают очень маленькие живые существа. Вроде насекомых. Но они такие мелкие, что глазом их не видно. Живут в крови. Их разносят крысы, даже не крысы, а блохи, которые живут на крысах. Блоха кусает человека, и эти твари попадают в кровь. А потом зараза передается от человека к человеку, и очень быстро. Спирт и карболовая кислота их убивает, ну и еще огонь. Если выживете, эти знания вам пригодятся, док.

— Да, — продолжил я. — Мне нужна бутылка сладкого вина. Хороший порт, или мускат, или кипрская коммандария.

— Вы очень много знаете, — задумчиво сказал капитан. — Кто вы?

— Во многой мудрости много печали, — развел я руками.

— Пойдемте, — сказал врач, — у меня есть вино.

— Удачи, кэп, — я поклонился и сделал рукой движение, как будто снял шляпу и махнул ею у своих ног. Капитан только крякнул мне вслед.

Когда я вернулся в каюту, Асука металась на кровати.

— Я принес тебе попить, — сказал я, разбавляя вино водой. У бедной девочки зубы стучали о край стакана, когда она пила.

Перелил разбавленное вино во фляжку, завернул девочку в одеяло и поднялся с ней на палубу.

Здесь царило оживление. Ром лился рекой.

Я отнес Асуку на нос, перелез через леера и устроился с нею на руках у самого основания бушприта, привалившись спиной к затылку носовой скульптуры корабля, какой-то морской девы. Просто «Титаник».

— Почему мы ушли из комнаты? — слабым голосом спросила Асука.

— Мы посидим здесь, на ветру под звездами. Вот, попей еще, — я поднес фляжку к ее губам. Девочка больше не дрожала. Я крепче обнял ее, и она прижалась ко мне.

— Мне хорошо с тобой, — сказала она. Я поцеловал ее.

С середины корабля доносились пьяные песни матросов. А я читал ей стихи. Все, которые знал. Читал по-русски, перевести на японский я не умел. Асука улыбалась и говорила, что понимает. Стихов хватило до утра.

Когда взошло солнце, она спросила:

— Я умираю?

— Мы скоро с тобой встретимся, — ответил я, целуя ее. — Четыреста лет пройдут очень быстро. Мы с тобой встретимся во дворце, в другой стране. Мы будем другими, но мы обязательно узнаем друг друга. Ты будешь держать меня за руку, а я буду улыбаться тебе. Будет звучать чудесная музыка, и мы будем танцевать.

Волшебный свет хрустальных люстр будет отражаться в зеркалах, в позолоте, в мраморе колонн. Под ногами у нас будет пол из квадратиков полированного дерева, а с потолка, с нарисованных картин на нас будут с завистью смотреть голые боги и богини, а амуры станут целиться в нас из лука.

Асука улыбнулась:

— На потолке не может быть никаких картин. Они все сразу закоптятся.

— Не закоптятся. Там всегда нарисовано голубое небо, и облака, и прекрасные мужчины и женщины. Но ты будешь прекрасней всех…Серж! Только, пожалуйста, не ходи на эту проклятую дуэль! Лучше отставка. Уедем в деревню, на край света, в Америку!