Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

Что главное в доме? Печь. Что главное в доме? То, что в печи. В печи должно быть топливо, а на топливе — "варево". Всё остальное — "от лукавого"! Основные "киты жизни" в оккупацию: тепло, пища и "мелкие радости" собственного приготовления.

В пасть плиты шло всё, что могло соединяться с кислородом воздуха в келье и давать тепло в результате "реакции окисления". Основным окисляемым материалом во все времена, начиная от первобытного, была древесина. Любая. Старые печи в кельях монастыря не были исключением из мировых законов химии. Огорчительным недостатком на то время было отсутствие створок ворот в каменных стенах: ворота насельники сожгли давно, ещё до войны. И снова хочется воспеть гимн монастырским женщинам: нет ни одной женщины в целом мире, коя, имея дом-келью, не развела бы перед её окнами, хотя бы маленькую плантацию настурций-бархоток!

Всякие насаждения подобного рода требуют ограждения. Простенького, символического заборчика, всего лишь сигнала: "за этим заборчиком — мои цветики"!

— Ты, мил-друг, изобрази загородку! — просит женщина своего повелителя, — какую-нибудь, из чего-нибудь…

"Милы други" изображали. По возможностям. Женщина не задумывается о пустяке, как материал для "горожи" её цветочкам. Монастырские палисады были "индикаторами" отношения "мил-друга" к "половине": чем массивней и выше строилась загородь, тем…

В лютую зиму 41 года дробь сорок два, загороди из штакетника перед кельями, спасли от полного вымерзания обитателей келий. Но загороди отодвинули вымерзание обитателей монастыря на малое время: какие возможности как топлива у загороди из штакетника? Так, одно расстройство… Сколько на загороди продержишься? Что делать? Замерзать насмерть в собственной хате? На мертво не замёрзнешь, окоченеешь изрядно, а чтобы мёртвым сном — никак не получится! Разве только открыть двери и окна? — но, насколько бесу и мне известно, случаев суицида с применением природного холода никто из обитателей монастыря не устроил.

Когда сгорело всё, что могло гореть — тогда взоры обитателей монастыря устремились на железную дорогу, по которой передвигался транспорт. Совсем недавно — "советский", а сейчас — вражеский.

Железная дорога — это, прежде всего уголь, а уголь — это половина жизни. Хороша была и ветошь, что служила фитильной смазкой для шеек колёсных пар вагонов. Ветошь пропитывалась мазутом, а мазут… Эх, мать моя! Вот они, смазчики шеек колёсных пар Забайкальской железной дороги! Вот когда вы понадобились на службе у захватчиков! Надо всегда знать, что, где и как воровать! У кого в те времена знания о кражах были второстепенными!? Знания о предмете похищения должны быть полными! Как-то ОРТ показало чудака, укравшего контейнер с радийактивным цезием 133. Диктор сказал, что вор-бедолага получил от "находки" дикую дозу облучения и сколько проживёт после получения "порции" нейтронов — об этом не было сказано ни слова. Наверное, потому, что диктор сам не знал число оставшихся дней жизни похитителя. И это гуманно.

Если делать выбор между холодом и голодом, то всё человечество по выбору между этими ужасами, разделится на две равные части

Жителей тропиков в расчёт не брать, жителей тропиков избаловала вечная плюсовая температура.

А "железка" с бегающими по ней паровозами — вот она! Только сделай шаг в её сторону и протяни руку, при этом не забудь хорошо осмотреться по сторонам! Паровоз и прицепленные к нему вагоны были тогда опаснее, чем контейнеры с цезием 133 сегодня. Протягивая руку за углём или за ветошью, смоченной мазутом, можно было получить такую "дозу облучения" из обычного свинца, что ни о каком продолжении жизни мечтать не приходилось.

Любой паровоз и вагоны к нему — это не только перевозка вражеских военных грузов с помощью пособников из "наших", это ещё и возможность украсть у новых "хозяев" всё, что может обогреть твою берлогу. "Стратегический материал" с названием "уголь" приравнивался к взрывчатке, и кража оного расценивалась, как преступление перед "великой Германией". По станции никто просто так не разгуливал, это была зона особых Ausweisen. Если в городе были одни пропуска для перемещения оккупированных, то на "железке" — другие, и всякий задержанный в подозрительной близости от станции, автоматически переходил в разряд "бандита и террориста" с последующими выводами для задержанного.

Тогда мы и постигали искусство совершенного воровства: вот движется вдоль железнодорожного полотна человек в сторону от станции. Зима, на пожилом мужичке небольшого росту одёжек больше, чем у капустного кочана — листьев. Не держит телесного тепла одежонка! На мужичке самодельная холщовая сумка через плечо, убогая, но прочная.

— Halt! — патруль полевой жандармерии останавливает мужичка. Знак власти жандармов — особые бляхи на груди. Чтобы всем было сразу видно и понятно, с кем остановленный абориген начинает общение.