Если удариться в шутки о пребывании немцев в монастыре, то можно сказать так: "Их не любил главный монастырский домовой". Есть и другой вариант ответа: "и они испытывали на себе действие проклятья, что наложили на монастырь изгнанные советской властью, монахини". Но эта версия не выдерживает критики: "а при чём тут немцы? С чего бы им испытывать проклятье, их не касающееся? Разве они поганили монастырь? Они своих монастырей и костёлов не оскверняли, так с чего бы им осквернять наш? Советская власть пыталась вменить им статью "осквернение русских храмов", но как всегда — врала: действующие храмы они не оскверняли.
— Вроде бы в их истории такого позора не было.
У врагов был выбор: они могли находиться в монастыре, могли этого и не делать, а насельникам монастыря из числа "советских пролетариев" ни раньше, ни позже уйти из монастыря было некуда. Но это — фантастика.
Немцы не любили окраин. Отечественные историки объясняют такую их нелюбовь страхом перед действиями народных мстителей — партизан. Но в монастыре никто не партизанил, в нём проживало очень мало мужчин, да и те, что имелись, и в мыслях не имели намерений оказывать захватчикам сопротивление по простой причине: многие были немецкими прислужниками. Коллаборационистами. Кто такие "коллаборационисты" — этого никто из монастырских насельников не знал, и такие незнания позволяли им работать на оккупантов. Догадывались, что, служа немцам, плохо поступают против советской власти, но утешались:
— А кто нас накормит!? — возвышенные, красивые и благородные мысли почему-то не хотели обитателей монастыря, когда их желудки были пустыми.
— Немцы не любили ваш монастырь за его убожество. Один сортир у западной часовни довоенной постройки чего стоил!
Был товарищ Митяй, парнишка года на два старше меня. Тогда все были товарищами, не враждовали, отсутствовали поводы для вражды. Чего делить? Все были равны в голоде, холоде и наготе. К "трём китам" добавлялся и "крокодил": война всех одинаково пыталась изжить со света.
Как-то утром летнего дня я отправился на исследования монастыря. Родимый монастырь давно и надёжно был исхожен во всех направлениях, не было в нём ни единого неисследованного уголка, и всё же каждый раз в "экспедициях" я открывал что-то новое.
В аллее из старых лип встретил товарища Митяя. Он двигался со стороны капониров, и, поравнявшись со мной, без предисловий, показал вещь, похожую на предмет, коим родительница толкла варёную картошку.
Митяев предмет сгодился бы для такого дела, но утолщённая часть была покрыта железом. Что железных "толкушек" не бывает — знал: предмет для разминания варёной картошки должен быть из дерева!.
— Пойдём гранату разряжать — сказал Митяй, разом объяснив название предмета, обладателем которого был.
— Не-а! — сразу и твёрдо ответил Митяю и пошёл к брошенным немецким капонирам.
Сколько времени продолжались мои "исследования" капониров, что для меня было интересного в оставленном капонире — как сегодня ответить? но только через какое-то время услышал в той стороне монастыря, где была келья Митя, грохот! Грохот дёрнул меня, но не взрывной волной, а чем-то другим, более ужасным. Грохот от гранаты был пустяком в сравнении с "симфонией войны", кою имел удовольствие познакомиться на то время.
Я бросился к келье, где проживал приятель. Метров сто было до неё, и когда я, пролетев эти метры, оказался у крыльца…
…с какого возраста разрешить показывать мальчикам развороченные гранатой внутренности их товарищей? И нужно ли такое с ними проделывать?
— Нужно! С любого возраста! — отозвался бес, — по вашей уверенности: "от таких картин крепче становитесь", "закаляетесь".
Митяй сидел на крыльце, свесив голову, а то, что должно было быть его животом, он прикрывал руками. Мёртвыми. Или это были не руки? Всё содержимое его абдоминальной области, как сказал бы медик, было на входной двери в виде мелкого фарша… Ничего иного не могла сделать немецкая граната с приятелем Митяем.
Что такое "бежать не чувствуя ног" впервые прочувствовал тогда. Выражения о "бесчувственных ногах" не знал, но им пользовался. Как прекрасно бывает иногда неведение!
Что дома? И словом не "заикнулся" о том, как встретил Митяя и как он предложил совместно "поиграть" с гранатой. Зачем говорить лишнее? Если бы я и рассказал, то уверен, что услышал бы в ответ:
— А почему ты никому не сказал, что у него граната!?
— А потому, что вы, взрослые, ничего бы не успели сделать! — этих слов не было, это придумано сейчас, в процессе писания. Что я мог сказать!? Короток был промежуток времени между встречей с Митяем в аллеи старых лип и взрывом гранаты! Какие взрослые, к кому бежать, кого искать, кому говорить, что Митяй собрался разбирать гранату!?
Весть о том, что "мальчишку разнесло немецкой гранатой", сама и очень быстро разнеслась по монастырю. Дома никто и никак не увязал мои испуганные глаза с ужасным событием.