Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

Сколько процентов из числа переполошенных граждан монастыря тогда поверило в советское наступление — мне неизвестно.

Зима тянулась медленно, и казалось, что она никогда не кончится. Да и вообще все "ледниковые периоды" на Земле для "голи перекатной" были "затяжными", а потому и ненавистными. Особенно для меня: практически я был голым. Не полностью голым, что-то на мне всё же было, но это "что-то" никак не могло защитить от "космического холода", что царил за стенами старой кельи.

Перечень моего гардероба "военного времени": штаны из военного брезента до колен и с одной лямкой через плечо. Тонкого брезента защитного цвета. С пуговицей. Какой из воюющих сторон принадлежал брезент на моих тощих ягодицах — "следствием не установлено". Штаны из тонкого, но военного брезента были изготовлены руками записной мастерицы "военного времени": матерью. Всё она и всегда!

Штаны носились на голом теле, и при всей тонкости военного брезента, ухитрялись швами натирать "причинные" места" обладателя. Их никогда не забуду. Карманов в штанах не предусмотрели, и это было вторым, но не меньшим огорчением, чем натирание "причинных" мест грубыми швами. Брезент — он и есть брезент.

Рубашка "свободного покроя", как сказали бы о ней сегодня. С длинным рукавом и без деталей. Чулки на завязках. Резинок не было. Точно будет, если сказать так: "резинки, исчерпав себя как резинки, продолжали служить моему телу верёвочками" Подтяжек, кои в старые времена держали детские чулки на нужном уровне, я не имел. Не было и зимнего пальто, а то, что было, мать называла словом, полученным в детском доме: "харпаль". В слове слышен "кусок" верхней одежды "паль" — этого и достаточно.

Выросшие, вроде меня в "тряпочной" нищете люди до конца дней своих остаются безразличными к одежде:

— Тело закрыто от "внешнего влияния"? Закрыто! Большие желания — блажь!

Зимнего пальто, а равно и осеннего, у меня не имелось.

Когда заключение в четырёх стенах кельи становилось невыносимым — учинял "русский бунт бессмысленный и жестокий" с результатом: получал ношеные валенки сестры, одевался во всё, что могло подойти, и я обретал свободу!!! "Восстания", хотя и не частые, в глазах сестры "хорошим" меня не делали. Она не понимала "страданий в заключении", и все претензии на пользование "личным имуществом" расценивала как враждебные выпады.

Но всё проходит. Прошла и лютая зима за номером сорок один/дробь два. Наступала своим порядком весна, но и она имела разделы, из которых интересным был такой: когда, не опасаясь простуды, можно будет бегать босиком! Тогдашне время было удивительным: о таком явлении, как простуда, мы ничего не знали. Кого сейчас из детей, возрастом полных восемь лет, выпустят босиком на прогулку в середине апреля? Нет таких сумасшедших! И впредь не ожидается! Как интересно всё происходило: вначале выйдешь из кельи и постоишь на прогретом солнцем и сухом клочке земли… Ноги привыкают быстро и начинают действовать отдельно от головы, самостоятельно. Тянут далее первого места, и не успеешь сообразить, как эти ноги унесли тебя от дома!

Не люблю нашу зиму. Красивая она, стерва, поэтичная, много о ней сказано хорошего. Но кем? Думаю, что ни один голодранец не воспел "русскую зиму", её воспевали сытые и одетые люди.

Стал взрослым, начал работать, мог вынуть "главный козырь жизни": "одеться и обуться" и поменять отношение к столь прекрасному дару природы, как зима, полюбить её! Но нет, не приходит любовь к зиме, не рождается любовь! Зима — вот она, а любви — нет! С чего бы так?

— Не ты один зиму не любишь. Ваша зима нелюбима и работниками жилищно-коммунального хозяйства. Родную, русскую зиму они ненавидят за два нехороших свойства: внезапный приход и лютость — поставил бес "точку"

Глава 83.

Друг. Вопросы без ответов.

Лето почему-то приходит медленно, а уходит — быстро. Странно, но этот феномен занимает меня и до сего времени.

Недалеко от водонапорной башни, в аллеи из старых лип, немцы отрыли два углубления с наклоном. В этих, не очень глубоких ямах, стояли две громадные машины. Большие. Интересные. С "усиками".

Названия фортификационных сооружений тогда, разумеется, не знал. Потом служба в "сапёрах" (строительный батальон) сроком в три года дала пояснения о яме с наклоном: это был "капонир". В семь лет видел сооружение вживую, а в двадцать — узнал название. Расстояние между виденным и понятым всего-то четырнадцать лет. Немного, бывало и больше…

Немецкая техника пробыла в капонире совсем малое время и незаметно убралась.

Должен заметить, что немцы в монастыре долго не задерживались и "явления сильного привыкания" монастырцев и пришлых иностранных граждан не наблюдалось. По каким причинам не задерживались — выяснить я не мог. И не только я. Да и для чего такие знания?