Прогулки с Бродским и так далее. Иосиф Бродский в фильме Алексея Шишова и Елены Якович

Сейчас я даже не могу вспомнить, специально ли мы поставили в фильме арию из «Лючии ди Ламмермур» на те кадры, где похоронный катер отплывает к Сан-Микеле, или музыкальный редактор предложил.

«У Доницетти совершенно замечательная „Лючия ди Ламмермур“. Вот если умру, я хотел бы, чтобы там это играли. „Если умру“! Когда».

В 2010-м не стало Леши – он тоже «умер в январе, в начале года».

Со времен наших съемок много воды утекло – и венецианской, и питерской. Мир изменился, да и век кончился. Двадцать лет спустя после ухода Иосифа Александровича, 28 января 2016 года, в день его памяти, «Прогулки с Бродским» показывали в Лондоне с английскими титрами. В зале была его дочь Анна-Мария. И я вдруг поняла, что она впервые видит своего отца таким живым. Когда мы снимали фильм, ей было пять месяцев. И вот теперь – очень похожая на него красивая девушка. Потом она сказала: «Не каждому ребенку, рано потерявшему отца, дано такое счастье. Увидеть, каким он был, почувствовать, как он нужен людям».

В наш последний венецианский день, там, за столиком у «Флориана», он подписал нам с Лешей по книжке, специально для этого привезенной из Москвы. Книжка называлась «Бог сохраняет все».

Нет правых и виноватых и никогда не будет Венецианское интервью

Венецианское интервью Бродского было напечатано в «Литературной газете» 12 января 1994 года. Я его тогда отредактировала и сократила. Некоторые куски просто не посмела обнародовать. И вот сейчас, прослушав заново все диктофонные кассеты, обнаружила, что на одной из них осталась полная запись нашего последнего с ним разговора. Перечитала его расшифровку впервые за эти двадцать с лишним лет.

Е. Якович. Иосиф Александрович, мне хочется это интервью построить на каких-то более обобщающих вещах, потому что мы уже столько переговорили, что многое проясняется. Я хотела бы спросить: вы воспринимаете свою жизнь как одно целое, как какое-то течение, или она все-таки делится событийно на некоторые этапы… Ну, до выезда из России или после.

И. Бродский. Вы знаете, не делится. Совсем. Это одно целое. Либо потому, что она уже оказалась такой длинной, либо частей было столько, что уже их не упомнить все. И поэтому воспринимается как одно целое. То есть я это говорю без всякой позитивной окраски.

Е. Якович. Я и спросила безоценочно.

И. Бродский. Я даже не очень хорошо понимаю такие категории, как прошлое. И менее всего я понимаю категорию будущего. Я думаю, что это, в общем, некоторое, говоря по-английски, как нас учили в школе, Present Continuous Tense. Настоящее продолженное время. Вот более-менее как я это воспринимаю.

Е. Якович. И даже на эти две части – жизнь в России и жизнь после России – тоже не делится?

И. Бродский. Вы знаете, я думаю, что нет. Когда я уехал, когда я оказался внезапно в Соединенных Штатах, в достаточной степени внезапно, я сказал себе: «Джозеф, веди себя таким образом, как будто ничего не произошло». Потому что это был чистый моветон – вести себя, реагировать на эту, в общем, объективно говоря, драматическую ситуацию. Я просто решил, что это примерно то, чего от меня ожидали. И некоторая извращенность натуры мне подсказала такое поведение, о котором я вам только что сказал. Кроме того, не потребовалось такого уж большого напряжения, чтобы вести себя так, как будто ничего не произошло. Каждая страна – это всего лишь продолжение пространства в конечном счете, как и каждый день и каждый год – всего лишь продолжение времени.

Е. Якович. Во вчерашнем нашем разговоре вы сказали такую фразу, которую можно толковать так или иначе, я хотела уточнить, что она значит. Вы сказали: «Я интересен лишь тем, что живу другой жизнью» или «веду другую жизнь» – в общем, возникла формулировка «другой жизни». Что вы вкладывали в это?

И. Бродский. Ну, просто как всякий человек интересен именно тем, что он ведет не вашу жизнь, а свою собственную. Может быть, тут еще… Я не думаю, что я интересен своей жизнью и своими обстоятельствами. Я в лучшем случае, в конечном счете интересен тем, что я сочиняю, тем, что получается на бумаге. И в этом смысле я – физическая реальность куда более, чем там эти девяносто килограммов и сто семьдесят шесть сантиметров. Это, видимо, то, что в той или иной степени от меня останется. И поэтому я думаю, что меня лучше читать, чем со мной иметь дело. В этом отношении, я думаю, я отличаюсь от своих собратьев по перу. Этим. Я думаю, да.

Е. Якович. Вы знаете, после общения с вами – даже учитывая то количество дней, которое нам было отведено, – я не могу так сказать. А кроме того, в России все-таки есть некая традиция, можно к ней относиться так или иначе: если тебя интересует то, что появляется на бумаге, то у людей существует живейший интерес к личности.

И. Бродский. Ну, я понимаю. Что-то существует. Я к этой традиции, или к этой тенденции, видимо, отношусь, что называется, иначе.