— Подожди на улице, — попросил он женщину. Она скривилась, затем послушно кивнула и, все также стуча ужасно высокими шпильками, двинулась на выход. Ротчестер повернулся ко мне, долго рассматривал, словно взвешивал что-то или думал, что хотел сказать. Впрочем, я была бы рада, если бы он просто свалил и не заставлял меня краснеть. С кем он путался, спал и пил совсем не мое дело, хотя его очевидно романтическая ссора с мисс Монро объясняла утренний внешний вид. И не сказать, чтобы меня это как-то задевало, но какая-то неловкость присутствовала, словно удав на шее. И мы просто пялились друг на друга, как два идиота. И непонятно, о чем думали. Мне очевидно все равно на эти разговоры. В этих стенах можно многое услышать. Что-то из этого сплетни, что-то правда. Но если бы я цеплялась за каждый такой момент, то получила бы образование журналиста, а не архитектора. Хотя я, конечно же, обсужу это с девочками.
— Вы что-то хотели, мистер Ротчестер? Вроде до сдачи эссе еще есть время, — лучшая защита — нападение, правда ведь? Вот и я решила действовать на опережение, вовремя вспомнив про задание Стенелли еще до своего феерического ухода на больничный.
Ротчестер несколько раз моргнул, будто не понимая, о чем я вообще говорю. Потом усмехнулся.
— Это эссе я собирался завтра отменить, но могу и передумать.
— Покупаете мое молчание?
— О чем вы, Изабель?
— Я Изабелла, — поправила я, сцепив руки на груди, — взятка принята, но, думаю, я не одна такая. Мне-то глубоко все равно на ваше личное.
— Это не личное.
— Мне все равно.
— Как скажешь, — фыркнул он, снова резко перескакивая с «вы» на «ты».
— Думаю, вас уже заждалось ваше
— Рассказывай, — вздохнула Кэсс с выражением «я же просила», проследив за моим взглядом. Я вздрогнула, когда дверь за профессором хлопнула.
— Эссе Стенелли он завернул, — ответила я, радуясь тому, что нашлась реальная отговорка для этого случая, — Только об этом еще никто не знает, — почему-то информацию о Ротчестере и Монро я захотела оставить для себя.
Глава 7
— Да, мам, — устало проговорила в трубку я, пытаясь сдержать зевоту и заслужить очередную тираду о том, что в обществе нужно быть более воспитанной. Не знаю, когда такие вещи стали примером невоспитанности, конечно, но у нее было на этот счет свое мнение.
Вера на заднем плане что-то говорила, пытаясь перекричать маму и передать мне привет. Почему-то ее общение очень согревало, дарило что-то такое теплое и уютное, словно кашемировый шарф в зимнюю стужу, где стужа — моя ежедневная рутина.
— Как ты? Как подготовка к сессии? Как экзамены? Ты готова? Ты выбрала следующее направление подготовки? Как тренировки? — засыпала вопросами мама, и с каждой секундой вопросы все сыпались и сыпались, прямо как снег, застревающий маленькими снежинками в волосах, которые становились похожи на иней.
Я отбрасывала комки снега в сторону ботинками, наблюдая за тем, как медленно и тихо он оседал на других участках. Было в этом что-то завораживающее и красивое. И это не потому что сегодня пятница, а впереди два выходных дня. Мне, в принципе, нравилась эта романтизация. Да и зима такое время года, которое само по себе романтизировалось. То ли это маркетологи постарались, то ли оно действительно казалось чем-то обнуляющим, обновляющим, оттого и волшебным.
— Как ты? — повторила вопрос мама, заканчивая на этом свою тираду. Я выдохнула воздух, паром взвившийся куда-то вверх и расплывшись около желтого света фонаря. Мысленно вернулась в реальность, в которой от меня требовали ответа и немедленно.
— Все хорошо, я уже три года живу одна, и вполне справляюсь, — устало проговорила я, в который раз напоминая очевидные вещи, — меня не нужно контролировать.
— Это не контроль, — возразила мама, — Я просто переживаю, — да, ничего не меняется. Я удивлена. Очень удивлена.
— Я знаю, но все же могла бы ты не заваливать меня миллионом вопросов, если я и так рассказываю тебе это все?
— Ладно, — отозвалась она, — я просто не хочу, чтобы что-то случилось.
— Ничего не случится, — снова ничего нового, все одно да потому, — Как папа? — перевела тему я, боясь, что опасные вопросы и разговоры опять сведутся к страху смерти.